— Мне кажется, или твое высокомерие куда-то пропало? — Спросил он, заметив смену тона.

— Думаешь есть какой-то смысл поддерживать высокомерие в разговоре с тобой?

— Тогда что это было во время битвы?

— Иногда придать красок сцене не бывает лишним.

— Ну, в этом есть смысл. Наверное…

Большинство Императоров и дворян с рождения становились высокомерными людьми, однако даже грех может приесться. Иногда просто как воздух необходим человек, в разговоре с которым можно отставить титулы и поговорить по душам.

— Тебя всё ещё интересует вопрос с детьми?

— Ну ты не ответила, а я не стал настаивать. Всё таки глыба в лицо это не так уж приятно.

— Не делай из меня какого-то там монстра.

— Монстра? Женщина, ты минуту назад метнула копьё в пяти сантиметрах от моей головы, а ещё немногим раннее, создала одно из мощнейших заклинаний девятого уровня. Посмотри на меня. И ты ещё будешь утверждать, что являешься хрупким и нежным созданием, нуждающимся в любви?

— Будь добр, не преувеличивай события. Да и ты ничем не лучше. Вспомнить хотя бы, что ты сотворил с бедным маркизом и его подчиненным графом.

— Ну, во-первых, они желали нам смерти, а во-вторых, я всего-то вырвал ногти, снял скальпель с головы, пока они были живы, переломал все кости, вылечил, повторил процесс несколько раз, а затем пустил на корм собакам. Что жестокого?

— И ты ещё спрашиваешь…

— Многие Императоры творили вещи куда хуже этой выходки. Да вспомнить предыдущего правителя этой страны — уродовал маленьких детей хирургическим путём и называл это произведением искусства.

Предыдущий император Северной Долины имел весьма дурной характер. Имея силу, он нещадно убивал людей, не брезгал насилием над стариками и детьми, уродовал лица, закачивал живых наркотиками и наблюдал, как те корчились от боли и умоляюще просили дозу. И это лишь малая часть всех его выходок. В историю же он вошёл как самый жестокий из всех когда-то правивших Императоров Северной долины.

— Да, и благодаря его пагубному поведению нам не составило труда завоевать признание народа. Пожалуй тут ему стоило бы выразить отдельное спасибо за то, что в голове у него было столько дури.

— Зато вспомнить, как мы эту дурь с его головы выбивали. До сих пор считаю его одним из сильнейших оппонентов, с которыми мне доводилось сражаться. Да и попробуй забыть тут, когда я и ты, пока ещё герцогиня, бились бок о бок с этим дикарём, и с каким чувством победы ты вонзила в него свой меч.

— Эх… ностальгия хорошая вещь. Навевает приятными воспоминаниями.

— Если для тебя это приятное воспоминание… впрочем да, согласен.

Помолчав немного, она спросила.

— А что не покажешь лицо? Боишься, что я увижу твоё уродство и в страхе выпрыгну в окно?

— Да просто тебе не понравится мой внешний вид.

— Ничего, можешь снимать. А то разговаривать с тобой в шлеме не самая приятная затея, знаешь ли.

— Чур глыбой не стрелять, — сказал он, снимая шлем и показывая своё уродство.

Впрочем, реакция Императрицы его несколько удивила — вместо ошеломления она окатила его холодной струей воды.

— Эй! Могла бы тёплой облить! Что сразу холодной?

— А ты принюхайся. Ты из этого костюма вообще вылезал? От тебя несет даже хуже чем от навозной ямы.

— Ну, с тех пор как одел, нет.

— Ты когда ванну принимал?

— Не помню.

— Ничего не знаю, сейчас встаёшь и идёшь в мои купальни. Место знаешь.

— Ну ещё бы не знаю. Мы же там с тобой…

В ответ на такую речь в него полетел небольшой снежок в три метра высоту, ширину и толщину. Конечно от такой неожиданности он упал на пол, но практически сразу же поднялся на ноги и повернулся к Императрице.

— Попробуешь повторить ещё раз, вместо пушистого снега будет лёд. Всё понятно?

— Лучше некуда.

— Тогда иди уже. Такой запашок занёс, одним проветриванием не обойтись, — сказала она ему в след, оставшись наедине с собственными мыслями.

Сложно сказать или оценить, насколько полезна была встреча этих двоих. В каком-то плане все точки были поставлены на свои места, однако неприятный осадок всё же остался. Впрочем, оба остались вполне себе довольны текущими обстоятельствами.

Где-то через час Арчибальд вернулся в ложе Императрицы, чтобы продолжить разговор, но на этот раз затрагивающий тему предстоящего конгресса и самого Императора Вавилона.

Вот только когда Арчибальд вошёл внутрь, от взгляда Императрицы не мог ускользнуть один занимательный факт.

— Ты когда успел броню то починить? Да и как вообще такое возможно?

— А это, дорогая моя, называется «наука.»

— Ты за выражениями то следи, старый пень. Какая я тебе ещё дорогая? Может ещё сестрой назовёшь, кобель такой?