— Умный? — хрустнул шеей Щетина.

— Не без греха, — закрыл спиной Ворону. — Устав для всех.

Из распахнутого ворота рубашки лейтенанта виднелся край татуировки — какой-то узор или символ. Чуть дальше, на груди, через разрезы ткани проглядывали шрамы — боевые отметины, полученные в настоящих сражениях. Он был солдатом до мозга костей, человеком, прошедшим огонь и воду.

— Давно хотел тебя проверить в деле, — прозвучали его последние слова перед тем, как Щетинин бросился на меня.

Началось всё с обмена ударами. Пока мы оба спасались блоками и никто не задел друг друга. Вот только собака сутулая бьёт как конь! После каждого отражённого удара мои руки немели, они уже все покрылись синяками.

Щетина не был простым офицером, который все свои навыки почерпнул из учебников. Его удары выдавали человека, прошедшего заварушку. Каждое движение было выверенным, почти механическим, без лишних взмахов или пафоса.

— Ну, давай, аристократишка, покажи, что умеешь! — подначивал он, делая обманные выпады.

Вокруг нас стали собираться зеваки — курсанты и солдаты, привлечённые шумом. Они образовали круг, наблюдая за схваткой. Кто-то делал ставки, кто-то подбадривал одного из нас.

Так, тогда перейдём к небольшой хитрости. Я намеренно пропустил его удар в лицо. В голове зажглись звёзды, перед глазами всё поплыло. Но на рефлексах я схватил руку Щетинина, дёрнул вниз. Щелчок. Удар под колено. В ухо. Лейтенант пошатнулся, но устоял.

Сука… Я тоже получил по голове. Звон в ушах смешался с гулом крови. Долбанул ему в кадык, и тут мужик попятился назад, схватившись за горло.

Краем глаза я заметил, что Воронова уже нет рядом. Поискал взглядом: а вот он! Идёт с Царёвым. Капитан быстро оглядел нас с Щетиной. Барон продолжал жаловаться, активно жестикулируя и указывая то на меня, то на лейтенанта.

— Магинский! — рявкнул Царев, подойдя ближе. — В карцер на день и сорок ударов палкой.

— Есть! — кивнул, выпрямляясь.

— Объяснить? — уточнил капитан, пристально глядя мне в глаза, словно искал там признаки раскаяния.

— Никак нет, — мотнул я головой. — Нарушение субординации, устава, применение силы против офицера… И это только малая часть моих «заслуг».

— Молодец! — поморщился Царёв. — Лейтенант Щетинов, карцер на день и сто ударов палкой.

— Так точно, — поднялся мой противник и посмотрел на меня. — За что — объяснять не нужно.

Получилось ли добиться задуманного? Нет… Но я уже прикинул, как могу разговорить Щетину, пока мы будем сидеть вместе. Солдаты сопроводили нас до места вразумления.

Площадка для телесных наказаний располагалась за казармами — огороженное пространство с деревянными столбами, вкопанными в землю. К ним привязывали провинившихся. Нас поставили рядом. Привязали меня, а потом лейтенанта. Содрали рубахи, обнажив спины. Глянул на его спину… Да на ней живого места нет: рубцы и шрамы покрывали кожу, словно причудливая карта. Видимо, Щетина — крайне строптивый офицер.

Нас начали бить. Экзекуторы — двое дюжих солдат с бесстрастными лицами — по очереди замахивались гибкими прутьями. Источник работал на полную, но даже его защита не могла полностью нейтрализовать последствия.

Сука, а это больно! После тридцати ударов хотелось высказать всё, что думаю. Но лейтенант молчал и смотрел на меня, и это заставляло держаться.

Спина горела огнём, каждый новый удар отдавался вспышкой боли, прокатывающейся по всему телу. По ногам стекало что-то тёплое — кровь или пот, я не мог определить. Зубы сжал так, что, казалось, они вот-вот сломаются. Каждый удар сопровождался свистом прута, рассекающего воздух, а затем — глухим хлопком по коже.

Когда с воспитательной частью было закончено, нас потащили в карцер. Закинули в камеры. К сожалению, чуть разделили — через одну.

Карцер представлял собой маленькую комнатушку с голыми каменными стенами. Узкое окошко под потолком пропускало тусклый свет. Мебели никакой, только деревянная лавка, служившая и сиденьем, и лежанкой. В углу — ведро для естественных нужд.

Расположился на полу, повернулся спиной и начал работать. Алхимик из меня… Да никакой. Поэтому придётся экспериментировать. Голова работает, а остальное — вопрос подхода и количества экспериментов. Достал из пространственного кольца всё, что мне нужно, и приступил, не издавая ни звука.

— Магинский, — позвал меня лейтенант из своей камеры. — А у тебя есть яйца.

— Целых два, — ответил, не поворачиваясь и продолжая заниматься своим делом.

— Зачем полез? — продолжил мой «сокамерник». Его голос эхом отдавался от каменных стен, создавая странный резонанс. — Этот Воронов… Жирдяй, который попросту молотит языком, а сам трус, каких ещё поискать. Ему как только людей дадут, он всех в расход пустит. Таких сук я видел на своём веку. Свою жопу спасёт, а пацаны пострадают.