— Не венгры, Степа, деревни. Тридцать деревень вокруг Переяславца. Пятнадцать тысяч человек, рабочих рук. И они ничейные. Понимаешь?

Он нахмурился, морщины на лбу собрались в глубокие складки. Видимо он пытается уложить это в голове, но пока не выходит. Я махнул рукой, показывая куда-то в темноту, где за стенами прятались леса и холмы.

— Хакон их держал, — продолжил я, шагая к старому дубу у княжьего сада. Степа поплелся за мной. — Старосты там его люди были. Но Хакон мертв, Игорь мертв, а деревни эти — ничейные. А должны быть. Понимаешь?

Степа остановился, упер руки в бока и посмотрел на меня так, будто я ему загадку задал, а он ответа не знает.

— Погоди, княже, — сказал он медленно. — Ты про какие деревни? Те, что за рекой? Или те, что к Совиному ближе? Я ж там бывал, там народ простой, дани никому не платят с тех пор, как Хакона зарубили. Думаешь, они просто так к тебе прибегут?

— Не прибегут, — буркнул я, прислоняясь к дубу. — Потому и зову тебя. Надо их взять. Старосты там, может, и остались, но присяги мне не давали. А я хочу, чтобы давали. Завтра с Такшонем говорить буду, а ты с утра начнешь. Поедешь, посмотришь, кто там правит, и скажешь, что теперь они под Переяславцем. Подо мной.

Степан почесал бороду, глядя куда-то в сторону.

— Ладно, княже, — сказал он наконец. — Поеду. Только людей мне дай, десяток хотя бы. И телегу с зерном, чтоб показать, что мы не с пустыми руками. А то старосты эти, знаешь, упрямые бывают. Без подарка не поверят.

— Будет тебе десяток, — кивнул я. — даже два десятка, наверное. И зерно дам. Два воза. Но смотри, Степа, чтоб без драки. Говори с ними, но без крови. Если что, обещай защиту от печенегов. Они после Кури пуганые, поверят. Начни с западной стороны, на востоке могут и печенеги буйствовать.

Он хмыкнул, кивнул и пошел обратно к Милаве. Я смотрел ему вслед.

Деревни — это не просто люди, это земля, леса, зерно, скот. С ними я смогу не только Переяславец держать, но и дальше идти. Но для этого надо понять, что у меня уже есть. Я вернулся в терем. Очаг догорал и в горнице было тихо, только сова за стеной все ныла.

Я сел и снова закрыл глаза.

— Вежа, — сказал я мысленно. — Сколько у меня всего людей, если считать эти деревни?

— Если взять деревни, у тебя будет восемнадцать тысяч рабочих рук, Антон. А с семьями — около пятидесяти тысяч человек.

Пятьдесят тысяч.

Я открыл глаза, глядя на угли в очаге, и понял, что дал Степану задание не зря. Завтра он поедет по деревням, а я поговорю с Такшонем.

Я прошел к окну, выглянул наружу. Ночь обнимала Переяславец холодом, звезды проступали сквозь облака, а внизу горели костры дружины.

Но все равно внутри что-то грызло, какая-то смутная тревога. А вдруг старосты упрутся? Вдруг решат, что без Хакона им лучше самим по себе?

Я уже собирался лечь спать, когда услышал быстрые шаги за дверью. Обернулся — и увидел Вторяка, того рыжего дружинника с веснушками, что стерег Искру. Он забежал ко мне, запыхавшись, а лицо было красным, будто он полчаса гнался за кем-то. Я нахмурился.

— Княже! — выдохнул он, останавливаясь в двух шагах от меня. — Искра… Она говорить хочет. С тобой. Прямо сейчас.

Я задумался, глядя на него. Вторяк стоял, уперев руки в колени, и тяжело дышал, а в глазах его мелькала тревога. Это было неожиданно.

— Что сказала? — спросил я. — Точно со мной?

— Точно, княже, — кивнул Вторяк, выпрямляясь. — Я ей еду принес, как ты велел, воды дал. Она сидела, как всегда, молча. А потом вдруг голову подняла и говорит: «Зови князя. Мне с ним говорить надо». Я аж ложку уронил. Думал, померещилось. Но она повторила, тихо так. Я и побежал.

Любопытно. Искра. Дочь Огнеяра. Заманила меня в ловушку, потом попала к варягам, а теперь сидит и молчит, как рыба. Что она знает? Про Сфендослава? Про печенегов? Или про что-то еще, о чем я даже не догадываюсь? Я махнул рукой, показывая Вторяку идти за мной.

— Веди, — буркнул я, шагая к терему. — Посмотрим, что она хочет.

Он кивнул и потрусил впереди. Я шел за ним. Ночь была холодной, но мне стало жарко. Искра молчала слишком долго и теперь, когда она заговорила, это могло значить что угодно. Может, она расколется, расскажет, куда сбежал Сфендослав, или что печенеги задумали. А может, это ловушка, как тогда, когда она заманила меня к рощу. Она была не из тех, кого легко сломать. Огнеярова дочь.

Мы подошли к комнате пленницы.

— Там она, княже, — пробубнил он. — Сидит, ждет.

Я посмотрел на него. Лицо у него было простое, честное. При этом — настороженное. Боится он ее, что ли? Или просто не знает, как с ней быть? Я махнул рукой, открывай. Дверь скрипнула, медленно отворилась, и я шагнул внутрь.

Искра сидела в углу, как тогда, когда я приходил в прошлый раз. Спина прямая, плечи ссутуленные, волосы грязными космами падали на лицо. Но теперь она не смотрела в пол. Ее темные глаза были подняты и смотрели прямо. Я остановился в паре шагов от нее, скрестив руки на груди, и молчал.