— Есть! Разрешите вопрос, Ваше превосходительство?

— Разрешаю.

— А кому я буду демонстрировать свой показ?

— Точные участники не определены. В любом случае, вы их не знаете, и увидеть, скорее всего, не сможете. Этого вам не нужно, вы не на официальном приёме и смотреть станут не на вас, а на картину покушения, так что, чувствуйте себя техником дорогой машины, которую вы обслуживаете и которая предназначена для показа кино, так будет лучше и вам, и смотрящим.

— Как скажете, я рад тому, что мне предоставят возможность продемонстрировать свой дар.

— Правильно. Впрочем, нам пора и перекусить. Вас сейчас отведут в столовую, после завтрака мы и поедем. Никифор!

На имя откликнулся бравый унтер-офицер с пышными усами вразлёт, подбежав и прищёлкнув каблуками высоких начищенных сапог, он преданно уставился на полковника, ожидая от него приказа.

— Отведи господина студента в столовую и приведи обратно, когда он позавтракает.

— Слушаюсь, Ваше превосходительство! — вновь прищёлкнул каблуками сапог бравый унтер и вопросительно посмотрел на меня.

А я что, я ничего… Столовая оказалась очень приятной, как и лёгкий, и в то же время очень сытный завтрак, состоящий главным образом из разных сладостей. Уложившись в пятнадцать минут, я встал из-за стола, унтер-офицер отвёл меня в умывальную комнату, где я привёл себя в порядок, и сопроводил обратно к полковнику.

— Готов?

— Да.

— Тогда поехали.

У подъезда здания нас уже ждал закрытый эфиромобиль старой модели, в который мы и уселись, полковник впереди, а я сзади, между тем же унтер-офицером и человеком в штатском, весьма неприятного вида. Эфиромобиль заурчал двигателем, и мы поехали. Я повертел головой, стёкла в машине оказались очень толстыми, и через них дорогу рассмотреть было сложно, да и два жандарма, сидящие по бокам, не давали мне это сделать. А впереди спинки кресел водителя и его пассажира наполовину перекрывали обзор пути, так что, я перестал всматриваться в мелькающий пейзаж и погрузился в свои мысли.

Эфиромобиль несся по дороге, дребезжа всем корпусом, из-за несовершенства своей модели, и эта его дрожь поневоле передавалась и мне. Как меня примут, каким образом всё произойдёт, и кто будет присутствовать на этом показе? На все эти вопросы у меня ответов не имелось, и никто их мне не собирался давать. Довольно скоро мы приехали к месту назначения. Эфиромобиль, плавно остановившись, тихо заурчал двигателем, смиренно ожидая, когда пассажиры покинут его салон.

— Приехали, господин студент, прошу на выход! — сказал мне полковник и резко распахнул дверцу машины.

Граф Владимир Михайлович Васильев, генерал-губернатор Новгородской губернии, экстренно прибыл в столицу, воспользовавшись для этого положенным ему по должности дирижаблем. Полёт длился недолго, немногим больше часа, и уже в назначенное время граф находился в малом зале приёмов Зимнего дворца.

Его вызвал государь-император на экстренное совещание, назначенное на девять утра, в связи с покушением на Великого князя Ростислава Владимировича. Собирали всех генерал-губернаторов и глав силовых структур, начиная с военного министра, заканчивая начальником Отдельного корпуса жандармов.

Совещание обещало стать жарким, и каждый из генерал-губернаторов вёз с собой доклад о положении дел у себя в генерал-губернаторстве. Все собрались в малом зале и тихо переговаривались между собой в ожидании императора, делясь последними новостями, а то и сплетнями. Император не заставил себя долго ждать, и уже по первым его словам стало ясно — император в ярости!

— Господа, Великий князь Ростислав Владимирович скончался вчера поздним вечером. Прошу почтить его память минутой молчания.

Все немедленно встали и, склонив головы, простояли минуту в тягостной тишине, тщательно обдумывая скорбную новость.

— Прошу всех садиться, — прервал паузу император. — Врачи совершили невозможное, пытаясь реанимировать разорванное лёгкое, но князь получил несколько ранений, в том числе, оказалось задето и сердце, отчего все усилия врачей оказались напрасны. Убийцы хорошо знали своё дело, воспользовавшись услугами фанатика-анархиста, они отвлекли всё внимание на него и завершили начатое.

Павел Пятый замолчал, нервно прохаживаясь по комнате и буквально пыша яростью. Возможно, это показное недовольство, по императору весьма трудно понять, что он делал специально, а что неосознанно, как знал граф Васильев.

— Господа, нам объявили войну посредством террора, но не стану делать доклад за лиц, специально назначенных для оного. Прошу вас, господин Ревакин, доложите, чем занимался ваш корпус жандармов, когда убивали Великого князя?

Названный подскочил со своего места, как пробка шампанского вылетает из бутылки, и тут же начал говорить.