А тут ещё и дверга всхлипнула, сползая со стола:

— Кара Небесная! Ты услышала мои молитвы!

«Надо бы поближе с религией местной познакомиться», — сделала пометку про себя, без жалости с улыбкой нанося первый удар в шею ближайшего мерзавца.

Он даже не успел руку вскинуть, чтобы мало-мальски защититься. Захрипел, заваливаясь. Во рту забулькала кровь, отсчитывая последние секунды его никчёмной жизни.

Оцепенение мигом спало с трёх оставшихся мужчин.

Они бросились в сторону стойки с оружием.

Зря.

Разве можно поворачиваться спиной к убийце?

«Никак нельзя…»

Они кричали недолго. Но пришлось потрудиться, замахиваясь снова и снова.

Кровь хлестала по стенам после каждого моего удара.

И на меня несколько раз попало. Очень уж брызжет, когда рывком выдёргиваешь лезвие топора.

«Шубку жалко…»

— Что вы там орёте, придурки? — огрызнулся Роган, когда женщина рядом с ним перестала кричать и жутковато засмеялась. Кстати, здорово выручила этим, заглушив большую часть визгов четвёрки, но у меня мороз по телу пронёсся.

Сплюнув капли крови, которые попали на мои губы, я поморщилась, замирая возле стойки.

«Хм! Красивый кинжал!» — бережно отложила секиры Лисвина и примерила на руке рукоять кривого короткого клинка.

Послышался рвотный позыв со стороны выхода.

Я оглянулась.

Это Лисвина стошнило на свои ботинки.

Он со своими двергами протолкнулся между ног моих воинов.

Лица всех подоспевших были белыми, как снега Альвиора.

Я широко усмехнулась, плавной походкой приближаясь к заветной дубовой двери.

— Тук-тук, — пропела ласково. — Открывай, красавчик. Твои мальчики не справились с силой моей страсти.

— Ш… что? — приблизился обладатель хриплого баритона по ту сторону комнаты.

Дверь резко открылась.

Передо мной предстал жгучий брюнет с безупречным лицом. Красоты товарищ невероятной! Ещё и полуголый, в одних штанах! Такому и без насилия любая бы отдалась, прояви он хотя бы чуточку мягкого интереса. Но он…

«Садист проклятый!»

Пока мужчина шокировано разглядывал меня, я высмотрела главное — большой амулет с жёлтыми камнями на его груди.

Резко выбросила левую руку и схватилась за амулет, чтобы сдёрнуть его с шеи Рогана.

Он быстро пришёл в себя. Попытался вывернуться, чтобы сбросить меня.

Правой рукой ударила кинжалом в его живот.

Один раз, второй, третий.

Сила мужчины быстро оставила его.

— Сука… Сука проклятая! — выругался сквозь зубы офицер, оседая.

Его рот быстро наполнился кровью.

Он закашлялся, обрызгивая меня.

— Сам сука… — рывок — и амулет остался в моей руке. — Боран? — Я кивнула на офицера у моих ног. — Отдайте его двергам. Теперь он не представляет опасности. Но с местью своей, Лисвин, не затягивайте. Этот красавчик скоро подохнет.

— Я…я… — испуганно позеленел предводитель двергов, явно больше не в настроении проявлять агрессию.

— Что? — заломив одну бровь, скривилась. — Всё?

— Мм…мы м…мирная раса.

Пожевав нижнюю губу, опустила взгляд на брюнета, который безуспешно пытался дотянуться до моей руки, на которой болталась цепочка с янтарным амулетом.

Не чувствуя от этого медальона угрозу, засунула его за пазуху, к портальному артефакту.

— Тогда это сделаю я, — нагнувшись, без сожаления схватила Рогана за длинный чуб и провела кинжалом по его горлу.

Переступила через труп.

Лисвин шарахнулся к стене, когда понял, что я иду к нему.

Цокнула языком.

— Кинжал, — протянула обиженно. — Кинжал можно заберу?

— Б…бери, Великая.

— Спасибочки. Ваши топоры я оставила там.

— Что с ведьмой делать, государыня? — несмело спросил Боран.

Та, о которой говорили, появилась на пороге комнаты.

Яркие рыжие кудрявые волосы, идеальная женственная фигура с грудью четвёртого размера, не то что моя! Ведьма в чёрном длинном платье выглядела изумительно. Портили вид синяки на лице и порезы на шее.

Ведьма сплюнула на труп Рогана, отвечая вместо меня:

— Ведьма поедет с вами. Долг жизни — священен!

Что бы это ни значило, я согласно кивнула.

— Возвращаемся, — дала команду, выходя на просторную пещерную улочку первой.

Переглядываясь, за мной потянулись все зрители.

Только уже на выходе из пещеры люди и дверги немного пришли в себя. Кто-то тихо плакал от радости, что всё плохое закончилось, кто-то тихо перешёптывался. Но что было одинаково — на меня смотрели с опаской.