— Варфоломей? — я склоняюсь над ним. Он красен, будто кипятком обварили. Но видит меня. — Слышишь?

Губы шевелятся.

Так. Что-то надо сделать… что? Из меня ещё тот реаниматор. Точно не искусственное дыхание. Сердце тоже вроде бьётся, а значит, обойдёмся и без массажа. Оттянуть дальше по коридору, где после комнаты влияние артефакта не так сильно и ощущается.

— Слушай. Ты был прав. Тварь здесь. Она была внизу. В том подвале. У нас. Воротынцев, который наследник, решил… какую-то херню он решил, я так и не понял. Но я его убил.

Улыбаться Варфоломей умеет. И главное, прям по улыбке ясно, что действия мои он одобряет всецело.

— И приспешника его тоже. Пришлось. Михаил Воротынцев — ещё один папенькин ублюдок.

По глазам вижу, что Варфоломей удивлён.

— Он вроде не при чём, но тут наверняка не скажешь. Этот, который старший, собирался принести его в жертву. И вообще, думаю, что нас всех. Не знаю, зачем. Выясню. Хочу наших вытащить. Но там, внизу, в подвале, теперь трещина. И тварь. Звук, как ты запомнил.

Варфоломей дёрнул шеей.

И губы раскрылись. Хриплый сип был полон ярости. Вот что ненависть животворящая делает.

Так, попробую оттащить его подальше.

— Ты… — тащить сложно, но я пыхчу, стараюсь. — Ты так с ней не справишься… но я подумал… Воротынцев, нынешний, о твари явно не знал. Иначе б не попёрся. Он, пусть и псих, но не настолько конченный. Хотя, конечно, конченный… и особо умным не назвал бы. Самоуверенный гад. Главное, про тварь не знал, иначе бы не расхаживал, как ворон по погосту, а туда эта хреновина не добивает.

— С-свет…

— Вот. Если сейчас не добивает, то и тогда… или, думаешь, кто-то спускался?

— Н-нет… т-да… н-нет. П-пложи. Положи.

Положу. Мне не жаль. Главное, что по ощущениям я его не один километр протащил, а глянуть — пара шагов от двери. Но, главное, что дышать на эту пару шагов стало легче.

Варфоломей как-то на бок завалился, пытаясь встать. Дышал он сипло. Лицо было красным, вздувшимся, как будто в бане пересидел. Но зубы оскалил и вперед, на карачки, сражаться с тварью.

Я присел рядом.

— Значит, туда… не заглядывали?

— Н-нелья… свет и… т-тень… вместе… нельзя.

Нельзя, так нельзя.

— А ты там не искал?

Взгляд у него выразительный. Ну да, где ж ещё будет прятаться особо опасная тварь, как не в семейной сокровищнице, которая не просто так сокровищница, а… что она вообще из себя представляет?

И ведь тварь не сама собой туда залезла.

Кто-то её принёс. Кто-то спрятал. И вогнал в спячку так, что все эти годы она лежала себе, как споры сибирской язвы на скотомогильнике. А главное, что даже такому психу, как Варфоломей, в голову не пришло искать её там. Он ведь местный.

И некоторые вещи для него истина по умолчанию.

Варфоломей уже на четвереньки встал и головой трясёт. Сам кривится.

— Этот свет по ощущением то ещё дерьмо, — я заставляю себя вернуться к оборванной мысли. — Для нас. А для твари? Как думаешь?

И он понял.

Настолько, что кое-как даже сел.

— Ты… сможешь… принести?

— Попытаюсь. Что именно?

— Ш-шкатулка… там… лежит. На столе. Подарок… н-невесте… Брат?

Ага. Брат.

Как в индийской Санта-Барбаре. Только вот снимал её по ходу Тарантино.

— В-воротынцевы.

— Их игра. И если верить тому, что узнал, сам Мишаня не совсем в курсе семейной истории… в общем, не важно. Шкатулка эта?

— Экран. Закрой крышку и…

И всё прекратиться.

Заманчиво?

Ещё как.

Вот только есть один нюанс. Небольшой. Там, в подвале остался.

— Тварь. Если убрать эту херню пресветлую, то и барьер исчезнет?

А если не убрать, то, чую, сдохнем мы до встречи с тварью.

— Время. Будет, — Варфоломей облизал губы. — На них сильнее. Действует сильней. Свет… Ко тьме. Разное. Для них — как огонь. Живой. Она не рискнёт. Соваться. Сразу. Тут… стены даже… пропитались.

Это хорошо.

Или нет?

— А она не сбежит?

— В-вряд ли… если спячка… г-голодная… и д-далеко не сможет. А я живой. Не пройдёт мимо. Обождёт, пока свет… свет п-приглушится. И придёт. За мной. Ты… Забирай. Всех. И беги. А я вот останусь.

Побегу. Если ноги понесут. Но я на них хотя бы стоять способен. Пока. Как надолго хватит, не знаю, но тут уж без вариантов.

Только…

Свет и тьма.

Материя и антиматерия. И в тот раз со светом в подвалы соваться не стали. Вряд ли не желая оскорбить древний славный род. Скорее имелась другая причина, куда более банальная.