«Долой балахонов!» — раздавалось со всех сторон. Камень, брошенный чьей-то трясущейся рукой, разбил окно на третьем этаже — возможно, это был даже мой кабинет. Внутри здания была другая картина. По потайным лестницам спускались инквизиторы, принявшие меня как главу, те, кто продолжали служить человечеству.

Я видел, как Назар Крылов сорвал со стены карту с маршрутами, как его бывший заместитель Кондратьев на ходу застегнул рюкзак с бумагами. Их шаги эхом отдавались в пустых коридорах, где ещё днём кипела работа.

Один образ врезался особенно ярко — старый архивариус Прокопий Хлыстов сжигал архивные документы в чёрной печи. Его морщинистые руки не дрожали — он знал, какие бумаги нужно спасти, а какие обязаны сгореть, чтобы не достаться обезумевшей толпе.

Где-то в подземельях, куда ещё не добрались бунтовщики, звенели разбиваемые склянки с запрещёнными зельями и реагентами. Липкая жидкость растекалась по каменным плитам, растворяя столетия исследований. А наверху уже ломали мебель с гербами Ордена, рвали в клочья портреты великих инквизиторов прошлого.

Всё это я видел словно сквозь дымку, ощущая одновременно жар разрушения там и ледяной холод перехода на новый уровень здесь. На смену пламени внутри пришёл лёд, сковавший моё тело.

И в этот момент боль достигла пика.

В глазах потемнело, а когда зрение вернулось — передо мной стоял призрачный образ последнего беглеца — молодого инквизитора не старше восемнадцати, имени которого я не знал, застрявшего в потайном ходе. Его испуганный взгляд встретился с моим сквозь время и пространство.

«Беги, — прошептал я. — Живи».

И словно в ответ, где-то в здании обрушилась очередная стена, выпуская клубы пыли и накрывая юного инквизитора с головой.

Боль отступила так же внезапно, как началось видение. Я очнулся в своей комнате, но теперь знал точно — время иллюзий прошло. Там рушился старый мир. Здесь рождался новый.

И в этом хаосе я наконец обрёл новую цель.

Я сидел на полу в своей спальне, жадно вдыхая ночной воздух с привкусом озона. Видение того, как рушится здание инквизиции, живо стояло перед глазами. Наверное, то же случилось и с Хранителями после моего ухода — бунт и восстание.

Только осуществить это Хранителям было куда проще, ведь их создатель покинул их, оставил одних, и всё вышло из-под контроля. Скорее всего, поначалу они следили за переплетением мировых энергий, регулировали приливы магии, контролировали развитие технологий и поддерживали баланс. Но вечность разъедает даже самых преданных.

Думаю, сначала это были какие-то мелочи — чуть больше энергии взято здесь, чуть меньше отдано там. Потом — целенаправленный перекос потоков. Именно так всё и начинается — с мелких камешков, которые сорвавшись с горы превращаются в лавину.

И ведь я сам допустил всё это. Меня тяготила вечность, вкус жизни выветрился, и осталась только бесконечная рутина творца. Я решил сбросить с себя бремя божественности, воплощаясь в смертных оболочках и надеясь отыскать в человеческих страстях то, что потерял как бог.

Я провёл пальцами по обугленному полу, чувствуя под кожей отголоски действий Хранителей. Миры, оставшиеся без подпитки, чахли. В одних магия вырождалась в дикие, неконтролируемые всплески. В других наука зашла в тупик без энергетической подпитки.

Но самое отвратительное — они начали создавать себе культы. Под разными именами, в разных мирах, мои падшие Хранители требовали поклонения, выдавая себя за истинных богов. Та же инквизиция — лишь калька с уже созданных мной Хранителей.

Где-то в глубине души я понимал: нельзя вечно контролировать всё. Рано или поздно миры должны были получить свободу. Но не так — не через обман и предательство, не с петлёй из энергетических каналов на шее.

Ветер за окном принёс запах грозы. Я поднялся, чувствуя, как по жилам разливается давно забытая ярость. Нет уж, с Хранителями я разберусь позже. Сначала я вычищу гниль в этом конкретном мире, а уж потом можно будет подумать о настоящей свободе для миров.

Я снял с себя дымящиеся остатки одежды, ополоснулся и переоделся. Когда я вышел из спальни, поправляя манжеты рубашки, чуть не запнулся о Вольта, который подпирал дверь моей комнаты.

— Спасибо, дружище, — сказал я. — Ты очень выручил.

— До меня донеслись отголоски силы, — медленно проговорил мой питомец. — Ты изменился внутренне. Вернул воспоминания о каком-то из своих воплощений?

— Вроде того, — хмыкнул я.