На углу Розенбаховского и Скобелевского стояли две женщины - одна в серой, другая в синей парандже. Их лица были закрыты черной сеткой из конского волоса. Увидав мамедовский экипаж, они перепрыгнули через арык навстречу лошади. "Пикет!" - подумал Аввакумов и ткнул кучера в бок:

– Сворачивай к вокзалу! Живо!

Кучер быстро срезал угол, коляска качнулась влево, но сейчас же, при следующем рывке, выпрямилась. Она проскочила под носом у женщин, чуть было не подмяв их под колеса. Одна из женщин отпрянула, задрав паранджу и рубашку. Кучер и Аввакумов заметили на ней офицерские военные шаровары защитного цвета, заправленные в ичиги.

Промчавшись до середины Скобелевского проспекта, юноша оглянулся. Женщины все еще стояли и смотрели им вслед. Он поправил на голове тюбетейку, сильно стегнул лошадь вожжами и, свесившись с козел к Аввакумову, мигнул ему:

– Видал, хозяин?

– Что видал?

– Баба? Солдат-баба?
– засмеялся мальчик, щелкая языком.
– Сарбаз!**

11

Площадь перед вокзалом была совершенно пустынной. Аввакумов, оставив экипаж на площади, взбежал на широкий каменный подъезд. Двери распахнулись. Показались железнодорожники и во главе их телеграфист Муратов, еще молодой человек, невысокого роста, коренастый, с ласковым и хитрым взглядом. Увидав Аввакумова, он радостно подбросил вверх свою форменную черную фуражку с желтым кантом. Винтовка, висевшая у него на плече стволом вниз, хлопала его по бедру, боковые карманы тужурки, до отказа нагруженные патронами, тяжело отвисли, будто два вьюка. Он был в высоких сапогах и в красных чикчирах**, неизвестно каким путем доставшихся ему. Чувствовалось, что, несмотря на тревогу, он любуется немножко сам собой и даже в минуту опасности не забывает о щегольстве.

Муратов бросился навстречу Аввакумову.

– Скорей в контору, Денис! Дело корявое! Там все наши. А ты с кем? спросил он.
– Неужели с Агнией Ивановной? Да, так и есть! Ребята! закричал он железнодорожникам.
– Макарыч с мамашей к нам приехал.

Старуха гордо сидела в коляске. Услыхав, что говорят про нее, она улыбнулась и поправила шерстяной платок.

– Мамаша, вот это здорово! Молодец мамаша, что не испугались! говорил Муратов, все еще суетясь и волнуясь.
– Ну, милости просим! Приехали!

Агния Ивановна по-хозяйски оглядела площадь, увидала знакомых, раскланялась. Казалось, что она кого-то ищет.

– А где же ваши бабы?
– спросила она Муратова.

– Дома.

– Дома?
– Она удивилась.
– В такое время?

Старуха сказала это недовольно, рассердившись даже, и вылезла из коляски.

12

Телеграфные аппараты молчали. Везде на станции - и в служебных помещениях, и на путях, и у пакгаузов, и на каменном перроне - толпились рабочие некоторых местных заводов и железнодорожники. Аввакумов всех созвал в станционную комнату при буфете. Комната оказалась битком набитой людьми.

– А посчитаешь...
– Аввакумов усмехнулся, - в обрез народу! И до обреза-то, по правде говоря, многого не хватает... Ну что же, биться будем?
– тихо добавил он, оглядев собравшихся.

– Будем, Макарыч! А как же иначе? Под нож, что ли, лезть буржуям! Как бог даст! Авось справимся!
– заговорили со всех сторон железнодорожники.

– Если у кого есть сомнение - уйди, ребята! Помощи ждать трудно, нарочно громко сказал Аввакумов. Ему стало душно. Он скинул полушубок, спросил: - Есть кто из узбеков - агитаторы?

– Есть, есть!
– раздалось несколько голосов.

– Мало!
– с горечью сказал он.
– Ну ладно! Мало, да здорово! Ребята, вам придется в Старый город пойти. Вы там должны сказать трудящимся, что нападаем не мы. Автономисты напали. Они напали на нас в эту ночь. Расскажите трудящимся узбекам, что вместе с узбекской буржуазией работают против советской власти и русские царские чиновники и офицеры. Вот кто их враг! Скажите бедноте, что мы сегодня всех зовем к себе в крепость!

– Не послушают. Муллы народ сбивают... грозятся богом, - заговорили узбеки.

– Мало что грозятся! А вы все-таки скажите!
– упорно стоял на своем Аввакумов.
– Да прибавьте: как забьет сегодня набат в крепости колокол пусть идут к нам.

– В крепости чего-то неладное...
– перебил Дениса Макаровича Муратов.

– А что?
– Лицо Аввакумова сразу посерело, в черных провалившихся глазах показалось беспокойство.

– Я не знаю точно, что такое...
– ответил телеграфист.
– Тут есть один узбек... Он рассказывает...

– А где этот узбек?
– Денис Макарович вытер лицо, почувствовав, что оно сразу стало влажным.

– Артыкматов!
– крикнул кто-то из толпы.
– Ты здесь?

– Зде-есь!

Посмотрев на узбека, бледного и тощего, с раскрытой почти до пупа рубашкой, в кожаных опорках. Аввакумов покачал головой, как бы не доверяя ему. Человек этот казался Аввакумову переодетым лазутчиком. Его ветхий халат как будто нарочно был разодран в клочья.

– Что же неладного в крепости? Ты сам оттуда?
– спросил он Артыкматова.

Нищий быстро заговорил по-узбекски. Из перевода Аввакумов узнал, будто комендант Зайченко расстрелял важного посла, присланного в крепость автономистами. Офицеры в Старом городе кричат об этом.