Шрифт:
И когда Хропов явился за ответом, отец Паисий сказал ему смиренно:
– Что поделать, Антон Антонович, ведь оно теперь святое... Ведь рассвятить его не могу, ну, - я могу помыть, почистить, лаком покрыть.
– Куда вы хватили, отец Паисий? Лаком...
– испугался Хропов.
– Да я только к слову, Антон Антонович. Я к тому веду, почтеннейший Антон Антонович, что своими средствами ничего тут не попишешь, тут придется к архиерею ехать, и еще как тому взглянется, - может быть, и до митрополита придется дойти.
– Я дойду, - решительно заявил Антон Антонович.
– Очень это долго, Антон Антонович. Это, может быть, год.
– Да хоть в десять лет, а дойду.
– Это вы в запальчивости говорите, Антон Антонович; когда подумаете, сами увидите, что напрасно...
– А я взрыв сделаю. Собор взорву, - сказал Хропов и в волнении даже встал во весь рост.
– Бог с вами, Антон Антонович, эка вы газет начитались. И даже лица на вас нет, сходили бы вы к доктору.
– Не пойду я к доктору, я не лошадь, - не помня себя, сказал Антон Антонович и в полном смятении, даже вприпрыжку, даже забыв попрощаться с отцом Паисием, ушел с церковного двора.
Полную ночь не сомкнул глаз Антон Антонович. И прекрасный месяц, вливавшийся за штору как жидкое серебро, только мешал сну, рассеивая его мысли. Дошло до того, что, не выдержав, обулся Хропов в валенки и, одев прямо на исподнее старую шубу, вышел к крылечку - подышать ночью и развеять жар прохладой.
И, наверное, ночной воздух так подействовал на разгоряченную голову, что Антон Антонович Хропов, вернувшись, крепко и хорошо заснул. И как только встал утром и не успел еще попить чаю, его осенило. Ничего не сказав Олимпиаде Ивановне, собиравшей к столу чашки, он побежал к отцу Паисию.
Агафья Тихоновна окликнула его, немного встревожившись:
– Что вы, угорели, Антон Антонович?
Но он не услышал этого, так велико было его стремление. И, запыхавшись, вбежал он за церковную ограду, крича что есть мочи:
– Нашел, отец Паисий, нашел!
Отец Паисий, прикрываясь занавесью, так как был еще в спальном виде, отворил форточку.
– Здравствуйте, Антон Антонович.
– Нашел...
– только и мог сказать Хропов, в изнеможении падая на влажную утреннюю траву.
– Что же мы так стоим, - сказал поп Паисий, - да вы зайдите в квартиру...
– Нет, спасибо, я к вам на минутку забежал... я нашел...
– Да что вы такое нашли, Антон Антоныч? Да встаньте с земли, там сыро, и собаки тут ходят, - удивляясь, сказал поп Паисий.
– Средство нашел от зла...
– Что сие означает?
– еще больше удивляясь, спросил поп.
– Свесить, отец Паисий. Снять, то есть, картину совсем, будто ее и не было.
– Необыкновенно простой выход, - согласился отец Паисий, - но необходимо подумать.
– Господи, отец Паисий, чего же думать? Да я хоть сейчас сам вон сниму, и без посторонней помощи. Где у вас лестница и молоток?
– Сейчас, - ответил поп, - я одену подрясничек.
И захлопнул фортку, чем немало рассердил Антона Антоновича, сказавшего: "Вот фокусник!"
И пока поп Паисий открывал дверь, чтобы впустить Антона Антоновича, Хропов придумал еще одно доказательство:
– Отец Паисий, Мокин - безбожный человек, и вы должны радоваться, что от нее избавляетесь. Не могла бы она вам помогать.
Поп покосился на Антона Антоновича, но спорить не стал.
– Антон Антоныч, вы человек светский и в нашей духовной профессии мыслите не инако, как по-светски. Чудотворить может простой камень или, к примеру, дерево, и даже бесы носили воду угодникам, когда был на то всевышний промысл. Я не к поводу спора, а к поводу неизвестности.
– Отец Паисий, я понимаю, я человек коммерческий. Вы говорите о возможных убытках.
– Не о возможных, а о настоящих я говорю, Антон Антоныч. Прикиньте, что мне стоит, простите, живопись - раз, холст - два, дерево для рамы и работа рамы - три, гвозди - четыре, за...
– Довольно!
– вскричал Хропов.
– За все я вас вознаграждаю.
Поп Паисий не знал, как вывернуться, и остался в большом смущении, выдумывая новый предлог. Тогда Хропов, заметив его колебания, поднял полу своего сюртука и с жаром воскликнул:
– Ну, покупаю!
– И еще.
– И еще вкладываю в храм, - ответил Хропов.
Поп Паисий не знал, что ему делать. С одной стороны, ему очень хотелось согласиться, а с другой - боялся прогадать.
– Вот что, Антон Антоныч, - решительно сказал поп, - дайте мне еще одни сутки на размышление.