Помимо промыслов, крестьяне занимались земледелием и скотоводством. Сеяли рожь, ячмень, овес, коноплю, картофель, горох. Плодородием онежска земля не может похвастаться. Хозяйство вели только для себя.

Люди Севера привыкли держаться свободно. Наряду с этой привычкой здесь до сих пор были сильын старые, даже древние понятия, соединенные с религией и дошедшие до нового времени через столетия. В этом таежном крае еще жила память о протопопе Аввакуме, и, несмотря на то, что повсюду были православные церкви, многие люди скрытно держались за старую веру и, проклиная патриарха Никона, уважали и чтили только старые церковные книги и старый церковный обряд.

Таежный лес, болотная ягода, кочковатые торфяные поля, угрюмые люди да извечно холодный ветерок, несмотря на летнее солнце, - вот чем встретила Онега отряд Фролова.

Бойцы помогали крестьянам. Сельские работы не мешали военным занятиям: рытью окопов, обучению винтовочной и пулеметной стрельбе, метанию гранат.

Фролов созвал крестьян и бойцов на митинг. Он рассказал им о планах империалистов - американских, английских, французских. Валерий Сергунько произнес горячую речь об опасности, нависшей над таежным краем. Но эти слова многим крестьянам показались странными. Людям не верилось, что даже здесь, в тайге, могут появиться чужеземцы.

Андрей и Сергунько жили на дворе у Нестеровых. Вечерами, когда Драницына и Фролова не было дома, Андрей сидел в избушке, слушал рассказы старика. Тихон часто покрикивал на Любку, но Андрей понимал, что без нее хозяйство развалилось бы. Всем в доме управляла она.

Любка порой разговаривала со стариком свысока, и тогда Тихон огрызался - полусерьезно, полуснисходительно.

Однажды, укладываясь спать на сеновале, Андрей и Валерий разговорились о Тихоне и Любке.

– Любка - полная хозяйка в доме, - заявил Валерий.
– Старик от нее все стерпит.

– Почему стерпит?
– спросил Андрей.

– Боится, как бы не ушла от него. Несладко старику одному оставаться.

Сквозь разметанную кое-где крышу сеновала виднелось небо. Тихая ночь как будто приглашала молодых людей забыть о войне со всеми ее тяготами. В такие ночи хорошо поговорить по душам. Но сегодня Сергунько, видимо, не был расположен к разговорам. Он повернулся к приятелю спиной.

Андрей любил разговаривать с Валерием, хотя каждый их разговор непременно кончался спором. Сильная воля Валерия, резко выраженный характер, полное пренебрежение к тому, что не соответствовало его взглядам, вызывали в Андрее острое чувство недовольства собой. Он пытался утешить себя тем, что если бы его жизнь сложилась так, как жизнь Валерия, то и у него был бы такой же резкий и сильный характер.

Валерию Сергунько с одиннадцати лет пришлось работать в переплетной мастерской вместе с отцом. Работа была не из легких, но, несмотря на это, Валерий тайком от родителей посещал вечерние классы городского училища и читал революционные книги. Когда в Петербурге стали создавать Красную гвардию, Сергунько одним из первых записался в отряд Нарвского района. Он уже воевал с юнкерами, участвовал в облавах на буржуев, производил обыски, водил контрреволюционеров в Чека на Гороховую, сражался с немцами возле станции Дно, был ранен... Он испытал многое из того, что было еще неизвестно Андрею, и в то же время мог поговорить обо всем: о политике, о стихах, о любви. Суждения его подчас были наивны, но Андрей, искренно полюбивший Валерия, завидовал его прямолинейности, и хотя часто с ним не соглашался, но всегда признавал его превосходство над собой.

– Ну, давай спать, - сказал Валерий своему новому приятелю.

В сарай вошла Любка. В просвете распахнувшихся дверей сарая Андрей увидел ее силуэт. Неслышно набрав большую охапку сена, Любка вышла. Валерий привстал на локте и посмотрел ей вслед. То же самое сделал и Андрей. В бледном свете северной ночи фигура Любки казалась еще более тонкой, почти прозрачной. Когда она поднимала на плечо охапку сена, сарафан приподнялся, обнажив белые стройные ноги.

– Хороша...
– вздохнув, сказал Валерий.
– Да... В ней есть что-то тургеневское. Валерий усмехнулся:

– Опять завел свою интеллигентщину! На этот раз Андрей разозлился.

– Ничего позорного в этом не вижу!
– с неожиданным для самого себя раздражением сказал он.
– Гораздо хуже быть полуинтеллигентом...

– Это я полуинтеллигент?

– Да, ты.

– А кто виноват?..
– насмешливо спросил Валерий.
– Ваш мир, ваш строй.

– Мои родители не лавочники и не бароны!
– взволнованно возразил Андрей.
– Я учился на свои собственные трудовые гроши!..

– Скажите, пожалуйста... Ах, как ужасно! Да ежели бы твой отец имел на руках восемь ртов, не видать бы тебе университета. Тебя поощряли! А я получал подзатыльники... На мои гроши хлеб покупали!

Чтобы окончательно уничтожить Андрея, Валерий прибавил:

– Тургенев? Ахи да охи? Нежная любовь? Вот вчера Сенька мне говорил, будто он с ней гуляет.

– Какой Сенька?
– растерянно пробормотал Андрей.

– Парень из деревни. А в общем, ну тебя к черту!.. Завтра с шести часов стрельба... Это тебе не Тургенев!

Он снова повернулся спиной к Андрею и через минуту уже похрапывал. Андрей же долго не мог заснуть. "Нет!
– думал он.

Этого не может быть! Врет Сенька... Этого не может быть!"