– Не ходи за мной!

Андрей остался один. Ему хотелось смеяться от радости, от необыкновенного, неизвестного ему до сих пор ощущения счастья. В эту минуту до него опять донесся звук шлепающих по воде весел. Из-за кустов ольхи выскользнула лодка. Прошуршав днищем о глину, она вонзилась в берег. Из лодки вышли Сергунько и Сенька-плотовщик. Они прошли мимо, не заметив Андрея.

"Неужели Валерий прав?..
– думал Андрей.
– Неужели так бывает в жизни? Нет, не верю! Все равно... Да, все равно, я люблю ее..."

Фролов приехал в Ческую ночью. Три дня он провел в Обозерской в связи с переездом туда штаба обороны. Вернувшись в отряд, комиссар узнал, что телеграф из города Онеги уже не отвечает двое суток.

– Раньше тоже перерывы бывали, Павел Игнатьевич... Линия частенько портится, - успокаивал его Драницын.

Фролов только что разбудил его, и ему до смерти не хотелось расставаться с постелью. Под черной сеткой, туго завязанной у Драницына на голове, виднелся неизменный прямой пробор.

– Сколько раз это уже случалось, - зевая, повторил он.

– Мало ли что когда случается, - недовольно возразил Фролов, Обстановка напряженная. Вы знаете, что было на архангельском берегу?

И комиссар рассказал, как две недели назад яхта "Горислава" шла по Белому морю и за несколько десятков верст от Архангельска, у пустынного берега, обнаружила морской буксирный пароход. После того как буксир не ответил на позывные, вооруженная группа советских моряков высадилась на берег. В результате за выступами берега был обнаружен и задержан небольшой английский отряд, человек пятнадцать, состоявший из солдат морской пехоты. Люди этого отряда принадлежали к экипажу английского крейсера "Аттентив".

– Мне говорили в штабе, - прибавил Фролов, - будто в этой схватке здорово показал себя Павлин Виноградов...

Наступило молчание.

– Щупают нас полегонечку, Павел Игнатьевич... Вот и все! Обычная история...

Пыльный и грязный, все еще не раздевшись с дороги, комиссар угрюмо сидел за столом. Его черная морская фуражка была сдвинута на висок. Он беспрерывно курил. В кадке с фикусом уже торчало несколько окурков.

– Вот что, - сказал Фролов.
– Вызовите Сергунько с несколькими разведчиками и приготовьте лошадей... Я сам поеду в Онегу. Все-таки надо узнать, в чем дело.

Комиссар вызвал к себе и старика Нестерова.

– Вы человек здешний, Тихон Васильевич, - сказал он ему.
– Места знаете... Народ знаете. У вас, наверное, много знакомых?

– Целая волость! И в придачу уезд...
– старик усмехнулся.

– Поможете нам?.. Надо срочно узнать: что за Порогами?

Старик прищурился, затем внимательно оглядел Фролова и Драницына:

– Эка диковина! Я так понимаю, на фронте какое-нибудь происшествие...

– Да, - коротко ответил комиссар.
– Онега не отвечает двое суток.

– Ладно, - спокойно проговорил Тихон после некоторого раздумья. Конечно, проверка требуется... Поеду!.. Спасибо тебе, Павел Игнатьевич, что в кошки-мышки со мной не играл! Я. тебе тоже прямо все объявляю. Ты по чести, по совести. И я тоже. Едем! Только уговор! Больше двух парней не бери. А так, в форменном виде обделаем. На лодке отправимся?

– Нет, верхами. Только, Тихон Васильевич, молчок. На деревне никому ни слова. Нечего волновать народ прежде времени.

– И правда, ни к чему, - согласился старик.
– Когда ехать-то?

– А чего ждать? Сейчас и поедем. Чувствуешь, Тихон Васильевич, как я тебе доверяю?

– Чую, Игнатьич.

– Не подведешь?

– Спаси бог.

– Эка носит тебя нечистая сила! Куда уходишь?
– сказала Любка Тихону, когда он поднял ее с полатей.

– Не твое дело. Запали огонь. В лес по делу едем. Поняла? Где одежа? Давай, пошевеливайся. Чего глаза лупишь? С парнями еду.

Любка вынесла охапку платья и кинула старику, все еще с недоумением глядя на него:

– Вот кафтан. Годится? Драницын послал связного за Андреем.

– И Андрей едет?
– спросила Любка у Сергунько, который уже сидел возле печи, ожидая распоряжений.
– Вот дела чудны? Что же вы раньше не упредили? Я бы вам шанежек в дорогу напекла.

– И без шанежек ладно, - проворчал старик.
– Некогда.

Все собрались у стола.

В деревне не было заметно ни огонька, ни человека. Песни давно затихли, все будто вымерло. С реки ползли хлопья тумана. Ночь была яркая, голубая.

За окнами уже слышались голоса бойцов, всхрапыванье коней, звяканье поправляемых стремян.