Шрифт:
— Эй! — крикнул мужик и резко застегнул ширинку. — Эй вы! Я вас вижу! Вы чо там делаете?!
— Не обращай внимания, — сказал Агафоныч. — Поорёт сейчас, в машину сядет и уедет…
Лесной зассанец. Дядька остановился посередь трассы, чтобы справить нужду в придорожные кусты, и случайно стал тренировочным снарядом для двух менталистов. В свою защиту хочу сказать, что ни за кем мы не подглядывали, — ещё не хватало! — а просто подошли поближе, чтобы доставать до него магией.
— Эй! Слышите?! Вы охренели там совсем?! Я сейчас за монтировкой схожу!
— Да грибники мы, ёптумать! — крикнул барон Ярышкин. — Грибники!
— А, — тут же успокоился мужик. — Ну ладно… Удачной вам грибалки тогда!
— Ага! — Агафоныч положил мне руку на плечо. — Ты понял, как делать?
— Понял, — кивнул я.
А речь сейчас шла об очередной ментальной технике. Очень простой и доступной даже на самых младших уровнях, но всё равно очень необычной. Агафоныч назвал её «замком». Такой замок менталист мог повесить когда угодно и на кого угодно, таким образом раз и навсегда отрубив себе путь в его голову. Самозапрет типа. Причём такой, который невозможно отменить или обойти. Ну… если только ты не ушёл в развитии куда-то за восьмидесятый уровень, и то не факт, — это было просто предположение Агафоныча.
Но вот вопрос: как мы к этому пришли?
Что ж… настроение у Володи-барона действительно было с грустинкой. Хотелось ему устроить посевную доброго, мудрого, вечного, вот он до меня и домотался. Начал издалека, в словах путался, то и дело вздыхал. Как будто на исповедь ко мне явился.
— Менталисты, Вась, всю жизнь борются с искушением, понимаешь?
— Не совсем, — ответил я. — Объясни.
— Ну как? Мы же баланс шатаем так, как никто другой. Нам на тёмную сторону силы даже переходить не надо, она рядышком совсем. Всегда. Руку протяни и вот она, — Агафоныч опять запнулся. — Я что тебе хочу сказать, Вась? Менталист нормальным должен быть, понимаешь? Нормальным!
Бомж-барон рассказывал с таким надрывом, что как будто бы сейчас заплачет. Как будто бы очень хочет мысль грамотно сформулировать, но не может. Хотя… я всё прекрасно понимал с первого раза.
— Человеком оставаться надо, понимаешь? И не только потому, что другим вред причинять априори плохо, но и для себя. Заиграешься с даром и всё. Ни шагу без него не сделаешь, начнёшь всех подряд читать и переписывать. До близких дело дойдёт, а там и конец уже. Вся жизнь из тебя выйдет, вся радость и человечность. Весь мир песочницей станет, скучной и бессмысленной. А там, дальше, только два пути: в петлю или на плаху.
— Агафоныч…
— Такая власть развращает!
— Агафоныч…
— И обратного пути нет!
— Агафо-о-о-оныч…
— Обратно уже не перестроиться!
— Володя! — привлечь внимание сенсея оказалось возможно только криком. — Мысль твою я понял. Честное слово. Но всё равно хочу спросить: а я разве давал тебе повод сомневаться, чтобы ты со мной подобные беседы проводил?
— Нет, — нахмурился бомж-барон. — Пока что, — и замолчал.
И насупился. А по всему видно — что-то ещё сказать хочет, еле сдерживается. Боролся Ярышкин с собой, боролся, но не прошло и минуты как сдался:
— Друг у меня был, — сказал он через очередной драматичный вздох и неспеша побрёл обратно на пляж. — Однокурсник, вместе в Академии учились. Майклом звали. А хотя почему «звали»? Зовут, наверное, до сих пор.
— Майкл? — переспросил я.
— Ну да, Майкл. Миша, если по-нашему, как твой Кудыбечь.
— Нечастое имечко в наших широтах, если честно.
— Так он не местный, — пояснил барон. — Ирландец. У них тогда как раз тогда вся эта заваруха началась с королевой и советом лордов… а хотя откуда тебе помнить? Тебя ж тогда ещё на свете не было. Короче, одно время вся ирландская аристократия экстренно дёрнула со своего острова кто куда. Родители Майкла вот в Москве осели. А вообще сейчас не об этом!
— Ага, — согласился я. — А о чём тогда?
— О том, что был у меня друг и сплыл. На моих глазах человек ссучился буквально за пару месяцев, да так что я б его своими собственными руками придушил, если бы знал где он, — рассказывая обо всём этом, Агафоныч аж рожей покраснел от ярости. — Так вот! Почему я тебя предупреждаю и прошу. Вась, пожалуй, будь человеком…
— Всё! — ответил я. — Закрыли тему. Ты сказал, а я услышал. И выводы сделал, можешь не сомневаться.
— Спасибо.
Дальше до самого пляжа шли молча. Мне даже как-то неловко стало за то, что Агафоныч вот так передо мной душу вывернул. И неспроста ведь это. Переживает мужик. По-настоящему переживает. Видать, вся эта тема с «учитель-ученик» уже не просто слова. Не просто прикол, бу-га-га, давай заставим дальнобоя сосну валить, не-е-е… Видать, прикипел ко мне Ярышкин. И что-то между нами созрело такое… доверительное?
Н-да…
Что ж. Отличный момент отплатить откровенностью за откровенность. Кажется, я дозрел до серьёзного разговора.
— Владимир Агафонович, разбуди Солнцева, — попросил я. — Пора ввести вас обоих в курс дела…
Глава 5
— … вот так, — закончил я свой рассказ.
Про мать, и про Орлова, и про завещание, и про внезапно обретённых родственничков, которые уже попытались меня убить. Всё вывалил, короче говоря.
— Хм, — только и ответил Агафоныч.