Потом задумчиво почесал Тыркву за ухом, отхлебнул из кружки чаю и продолжил молчать. Солнцев тоже не проронил ни слова; сидел и изучал собственные ногти.

И снова вечер. И снова треск костра. Вот только тишина вокруг сейчас совсем не казалась мне бархатной или… как там говорят? Уютной, во. Наоборот, напряга в ней было, как в трансформаторной будке, чуть ли не до треска. Да и сам себе я напоминал взведённую пружину. Нервы, блин, просто на пределе.

Что будет дальше? Не знаю. Но я уже начал сомневаться. Зря открылся? Или зря поторопился? Или просто выбрал не тех людей?

Воображение рисовало жуткие картины, и я в любой момент был готов получить ментальный удар. Если Агафоныч захочет, он просто потушит меня, и даже драться не придётся. Уверен, что ради такого сенсей не пожалеет маны и вспомнит какой-нибудь запрещённый приём. Дальше они с Солнцевым хорошенечко меня свяжут, спрячут на катере и отплывут куда подальше. Повесят какой-нибудь блокирующий дар артефакт, пока я в отключке, свяжутся с Орловыми и начнут торги.

В одиночку Ярышкин не смог бы всё это провернуть, — он ведь и сам вне закона, — но вдвоём с юридически подкованным Яков Санычем… почему бы и нет?

Деньги не пахнут.

Чёрт! Надо было заставить Агафоновича повесить на меня замок. Но теперь уже поздно, и нужен другой план. Итак, при первой же опасности хватаю вон ту горящую головешку и наотмашь бью барону в голову. Если не вырублю, так хоть обожгу. Дальше: Солнцев не выглядит серьёзным противником, а при раскладе двое на одного не грешно и по яйцам шарахнуть. Пыром прям, чтоб до мурашек пробрало. А пока оба корчатся я доберусь до катера, затащу трап и…

— Ну что, Владимир Агафонович? — наконец прервал тишину Солнцев.

— Что?

— Не зря ты меня всё-таки дёрнул, — и вдруг заржал. — Кажется, тут жирно.

А сенсей по-доброму улыбнулся мне и спросил:

— Это и есть твой секретный секрет?

Вот ведь… абьюзер старый! Или газлайтер? Обесценивает меня короче, гад! С другой стороны, пускай обесценивает. Это сильно лучше того, о чём я только что параноил.

— Василий Викторович, вам крупно повезло, — закончил смеяться Солнцев. — Да, конечно, проблему бастардов, которая уже стала проблемой, можно сказать национального масштаба, в обязательном порядке рассматривают ещё на первом курсе юридического, но ваш покорный слуга копал сильно глубже. Можно даже сказать, что это мой основной профиль. Когда-нибудь, возможно, учебник сяду писать…

— Чего? — переспросил я. — Этому реально учат?

— Вась, так это ведь повсеместная проблема, — сказал Агафоныч. — Господа редко соответствуют тому возвышенному образу, который пытаются вокруг себя создать. Аристо не гопники, они значительно хуже. Никто не держит аскезу, уж поверь мне, и иметь целую кучу любовниц в порядке вещей.

— А любовницы в свою очередь, — подхватил мысль Яков Саныч, — частенько пренебрегают контрацепцией в погоне за хорошей жизнью. Нарочно то есть. О разумности подобных действий можно спорить долго, но факт есть факт. Кому-то везёт, кому-то не очень, но как правило дело заканчивается плохо. Бастарды, бастарды, бастарды… и топят их, и травят, и чего только с ними не делают. Ну… ты ведь уже успел это на себе прочувствовать.

— Ага, — кивнул я, а Солнцев добавил:

— Национальная забава у нас такая с недавних пор.

— А почему с недавних?

— Хм-м, — Яков Саныч оглядел меня с ног до головы. — Молодой человек, а вы я смотрю вообще не в курсе ничего?

— Ну уж извините! Как-то вот никогда не думал, что окажусь наследником графского рода, вот и не изучал вопрос.

— Ладно. Сейчас всё подробно объясню.

И объяснил. Со слов Солнцева получалось следующее: Павел Пятый, — тот, что прадед ныне правящего молодого Николая Николаевича, — помимо многочисленных реформ в сфере экономики, решил взяться за моральный облик своих подданных. На пороге цифровой эры, когда тайное стало максимально сложно утаивать, Император попросил господ аристократов переставать уже быть сволочугами и обижать простой люд запросто так.

Ну и подкрепил просьбу юридически, само собой. В правах дворян и простолюдинов, конечно, не уравняли, но пофиксили возможность первых творить вопиющий звиздец в отношении вторых. Пьяненьким в упряжке из крепостных больше не покатаешься, короче говоря.

А самым жёстким из подобных законов стал закон о бастардах. Согласно ему, если доказано отцовство, то аристократический род, из которого вышел бастард, обязан либо принять его в семью, — что есть очень размытая формулировка, — либо же выплатить ему отступные в размере одного процента от активов рода.

И это стало проблемой. Иной любвеобильный князюшка таким макаром мог и половины имущества лишиться. Особенно учитывая то, что дворяне свои доходы никогда не скрывали — им это не ахти как выгодно. Налоги у них сильно порезаны. Пошлины, выплаты, дотации, опять-таки госзаказы с грантами и всякими-прочими тендерами, — работать в тени себе дороже. Рано или поздно попадёшь в поле зрения Тайной Канцелярии, а там уже и всё, звиздец, приплыли.

— С тех пор и понеслась, — закончил Солнцев. — Хороший мужик Пашка Пятый всё-таки был. Обеспечил работой целые поколения юристов. Ну и урологов ещё. Знаешь какая очередь на вазектомию стоит?