– Ты же так хотела моей любви, Кристин. Я готов тебе её дать!

От возмущения у меня слова застряли в горле, а рука сама потянулась к канделябру, погнувшемуся при падении, но по-прежнему стоящему на столе.

– Ты окончательно с ума сошёл?! Вначале говоришь, что мне придётся принять на своё имя ребёнка Линды, а теперь заявляешь о любви? «Готов дать»! Отсыпать кусочек для отвергнутой жены! Какая неслыханная щедрость! Ойген, по-хорошему прошу: уходи, если не хочешь лишиться глаз, которые я тебе выцарапаю при первой же возможности!

Если раньше я считала Ойгена обычным садистом и нарциссом, то теперь всё больше убеждалась в его безумии. Ну не может нормальный человек, если это словосочетание применимо к этому мерзавцу, так лихо перескакивать с одного на другое и надеяться, что его простят. Если план с условным бастардом не был каким-то удивительным для этого мира, ведь не раз жёны аристократов были вынуждены молча принимать нагулянных супругом на стороне детей, то желание Ойгена до последнего сохранить наш никчёмный брак, чтобы обеспечить законность появления ребёнка от Линды начинала раздражать.

– Ты хорошенько подумай, Кристин, дадут ли тебе ту свободу, на которую ты рассчитываешь? А так ты бы признала нашего с Линдой ребёнка, родила нашего общего, а потом я дал тебе денег, и ты, сменив имя, тихонько бы уехала за пределы Бронхеджа... Для всех официально просто бы умерла. Годик-другой минет, спокойно вернёшься к своему любовнику, или сколько их там у тебя.

Я расхохоталась, придвигая канделябр к себе: – Нет, ты точно сбрендил! Даже если вдруг случится чудо, и я забеременею, то кто мне даст доходить до срока?! Вы же меня тут же в могилу отправите, причём самую настоящую! Или ты забыл, что говорил ночью несколько дней назад? Я хорошо помню. Равно как и то, как ты корчился, получив вот этим. Свечки зажечь, чтобы память освежить в подробностях?

Ойген прыгнул вперёд, намереваясь отнять канделябр, но только получил им хорошенько в лоб. Откинув тяжёлый предмет, он попытался снова накинуться на меня, но замер, увидев в опасной от себя близости торчащие из ножки гвозди.

– Я не помню, что тогда наговорил, но прошу прощения, Кристин!

– Убирайся!

– Ты ещё об этом пожалеешь, Кристина! – Ойген медленно отступил, а затем покинул мою спальню.

Если вспомнить карту Бронхеджа, то путь от поместья Майеров до столицы займёт примерно неделю, значит, со дня на день придётся выезжать, чтобы не навлечь на себя гнев Его Величества. Моих скромных запасов сухарей и сушёных яблок пока хватало на то, чтобы продержаться, но дни шли, подносы с едой перестали приносить, дрова закончились. Хорошо хоть спичек пока хватало. На растопку камина пошёл сперва один стул, потом другие. На то, чтобы прогреть всю комнату этого было мало, но я экономила, пытаясь разгадать, каким образом Ойген сумел проигнорировать приглашение короля. Объявил о моей беременности? Тогда дело плохо...

Однако через неделю в мою комнату снова попытался ворваться Ойген, но потерпел неудачу.

– Кристин, выходи! Ты своего добилась: король требует в ближайшее время явиться во дворец и не желает слушать никаких отговорок!

– Очередная ложь, чтобы запудрить мне мозги? Не трать моё время, иди к Линде.

Но попытки проникнуть в комнату не прекратились: – Я сейчас взломаю эту чёртову дверь, если не откроешь! Его Величество приказал доставить тебя во дворец во чтобы то ни стало! Независимо от твоего состояния!

– А какое такое у меня состояние? Что, успел похвастаться об успехах на поприще продолжения рода раньше времени?

– Я написал ему о том, что ты больна, и попросил отложить поездку, однако он и слышать об этом ничего не хочет!

– Хочу видеть письмо, а то на словах ты горазд пообещать золотые горы, а потом сделать по-своему.

Под дверью зашуршало, и начал показываться кончик какой-то бумаги. Даже если Ойген и подделывал подписи на долговых расписках, то королевскую печать точно не сумеет: для этого нужно быть не только сумасшедшим, чтобы надеяться избежать плахи, но и обладать магическим даром, как у секретаря Его Величества. Я развернула письмо и пробежалась глазами по тексту. Король и в самом деле требовал нашей немедленной явки во дворец и даже выслал небольшой отряд для нашего сопровождения, который должен прибыть не позднее, чем завтра в полдень, если я правильно подсчитывала даты на листе бумаги. Причём отправиться в путь требовалось сразу, как только гвардейцы появятся у ворот поместья.

Ойген продолжил меня уговаривать через дверь, мешая, словно назойливая муха. Неожиданно в коридоре я услышала голос Линды, а затем раздался болезненный вскрик. Я соскочила с кровати и подбежала к двери. Ойген и Линда могут быть сколько угодно сволочами, но их будущий ребёнок ведь не виноват в алчности и безмозглости своих родителей. Если получится, то смогу ему помочь. Однако реальность оказалась намного страшнее, чем я предполагала.

Я сидела в карете, изредка бросая взгляд на мрачного Ойгена. Он так до сих пор и не понял, что его ждёт впереди, вернее, чего ждать не следует. Почти неделя миновала, а Линда мне всё мерещится перед глазами. Идиотка, какая же она идиотка!

Почуяв беду, я тогда раскидала возведённые баррикады и толкнула уже отпертую Ойгеном дверь. На полу неподалёку лежала Линда, возле которой хлопотала служанка, пытаясь поднять. От моего бывшего мужа толку не было никакого, а перемещать его любовницу чревато. Кое-как заставив Ойгена соображать, вытолкала его в сторону лестницы, чтобы позвал мэтра Жилло. Как назло, именно в это время Доротея с дочерьми была на прогулке. Крикнув служанке, чтобы та принесла воды, я склонилась над Линдой, осторожно касаясь её живота. Если начался выкидыш, то хотела попробовать предотвратить неизбежное, хотя такого рода практики применения дара у меня ещё ни разу не было. Одно дело восстановить какой-то уже существующий орган, пусть и дефектный, в организме взрослого или ребёнка, и совсем иное – воздействовать на плод или пошедшие вразнос гормоны.