Я плохо помнил, как мой разум заволокла тьма. И то, что случилось дальше — тоже.

Только на утро в местных газетах написали, что на главной улице нашли четыре разбитые ледяные статуи, а половину улицы занесло несвоевременными сугробами. Моя сила, которую я так тщательно скрывал от всех вокруг, чтобы не выдать своего секрета, и старался не применять ни при каких обстоятельствах, вырвалась из-под контроля.

Всего на миг вышел из себя, представив, что мог прийти на пару минут позже. От той картины, которую мог бы застать. От мысли, что ей кто-то причинял боль, какой бы она не была, и обладать ею против её воли, в то время как я даже от себя её смог уберечь, от своего одержимого желания величиной с вселенную…

Я был просто повёрнут на ней. Одержим. А эти уроды посмели с ней вот так!

Когда ледяной смерч понёсся к ним, я даже испытал удовлетворение. На мгновение.

И лишь когда её обидчики превратились в куски льда, а мой разум прояснился, со страхом обернулся к ней. Уже лежащей на заледеневшей земле без чувств. К счастью, каким-то чудом моя магия, заморозив эту часть улицы вместе с домами, деревьями и мелкими животными, превратив в чистый лёд отморозков, даже не коснулась её.

Заморозила всех и всё рядом, кроме нас с ней. Наверное, провидение решило всё же оставить её мне. Ведь если бы я случайно убил её, то наверное не смог бы жить дальше.

Дрожащими руками я подхватил бессознательную девушку, машинально схватив и валяющуюся рядом корзину с комком её вещей. Прижал к себе в желании обогреть и защитить, или просто вжать её в своё сердце настолько, чтобы она осталась в нём навечно.

Но она не очнулась.

Мой внешний холод и грубость просто разбивались сейчас, когда я касался её, укладывая на нашу постель, покрывая её разбитые губы острожными поцелуями, грея её замёрзшее хрупкое тельце горячим своим и в кои-то веки не скрывая своих сумасшедших чувств к ней. Тех желаний, что пропитали меня насквозь.

Никогда я не желал ни одну женщину с такой силой, как сейчас эту безмолвную беззащитную девушку. Я был готов простить ей всё. Я был готов забыть что угодно. Приласкай она меня хоть немного, прояви хоть каплю чувств, я бы отдал ей все те богатства, которыми заваливал меня отец, надеясь откупиться, но к которым сам никогда не притрагивался и обещал себе никогда и не трогать.

Хотя нет. Взамен мне достаточно было лишь ласкового взгляда… Который, конечно же, я не получил…

Доставив её к нам домой, быстро вызвал лекаря, вынудив его примчаться ко мне среди ночи. Не мог успокоиться, пока не убедился бы, что с ней всё хорошо и возможна только лёгкая простуда и нервное истощение (в котором был виновен я).

Лично приготовил ей нужный отвар, и почти двое суток лихорадочно дожидался, когда она придёт в себя. Не знаю, чего именно я ждал.

На радость от встречи не рассчитывал. Но может хотя бы на недовольство, на обвинения, на слёзы обиды — просто хоть какие-то чувства, вызванные в ней мною… А получил безразличие.

Она словно стала пустой. Почти не смотрела на меня. Не обвиняла. Не просила ни о чём. Только голову в плечи втянула, когда попытался коснуться. Испугалась.

И так стало паршиво от этого. Такая безысходность накатила. Что я не смог подобрать слов, чтобы оправдать себя. Да и разве можно было оправдать? Как бы она меня ни выводила, что бы ни скрывала, я просто не должен был поднимать руку на девчонку глупую гораздо младше меня и меньше раза в три!

Не имел на это никакого права. Вот теперь и пожинать буду плоды. Теперь она точно не играла. Такое было не сыграть. Но понял я это только сейчас.

Оставив её, ушёл во двор и занялся работой, надеясь, что правильные мысли сами придут в голову. Но почему-то они не шли. Обида на Анку за ложь была погребена под всепоглощающим чувством вины перед ней же. Не только прогнал и испугал, ещё и подверг опасности… Ту, без которой кажется и жить-то больше не мог. И сам не мог себе объяснить, почему.

Я был бессилен перед ней. Зная её истинную натуру. Понимая, какая она на самом деле, и получив этому подтверждение в виде явно не запланированной ею беременности, всё равно не смог бы отпустить или отдать другому. Я был словно повязан цепями. И это пугало. Заставляло ненавидеть не только её за эту несвободу, но и себя. За слабость перед ней.

В сердцах ударил кулаком о стену, оставив на ней багровое пятно как напоминание о своей ошибке. Об ошибках.

И какая бы ни была Анка лицемерная и лживая, я всё равно не лучше из-за того, как позволил себе с ней поступить. Тоже мне рыцарь — женился на беременной не известно от кого гулящей девице, а потом выставил её босую под дождь холодной ночью.

Стыд разъедал мою душу.

Когда-то я дал слово, что у меня будет другая семья. Крепкая, дружная, с доверием и пониманием. Не как у моего отца с матерью, которую он бросил ещё до моего рождения и лишь откупался золотыми потом. Она же из-за глупой гордости не желала принимать помощь, хотя та была очень нам нужна. Зато ей показалось лучшей идеей найти себе второго мужа, чтобы скрыть позор и устроиться получше.

Нет, я был ей благодарен за всё. И любил её до конца её дней. Но беременность моими братьями-близнецами, в которых текла кровь моего отчима, уже тогда подорвала её здоровье. В его роду вроде бы были оборотни, потому ей пришлось так непросто. Но всё же хоть она и любила нас троих, всё равно позволяла ему обижать нас. И мне, как неродному, доставалось больше всего… До тех пор, пока я не повзрослел и не смог дать отпор.