— Это действительно неприятно, — согласилась Алина.

— Нет, неприятно не поэтому, — покачала головой Лена. — Если присмотреться, то где-то наверху угадывается тень огромной паучихи, которая наблюдает за всем, что копошится в её паутине. Я просто чувствую её холодный взгляд, и это действительно жутко.

— Какой необычный образ Госпожи Рассвета, — восхищённо сказала Алина. — Никогда не слышала о такой интерпретации. И давно у тебя это началось?

— После того как получила эссенцию, — грустно сказала Лена.

— И ты теперь хочешь избавиться от эссенции, — предположила Алина.

— Не думаю, что это поможет, — покачала головой Лена. — Похоже, что этот образ будет всегда со мной. Но избавиться от эссенции я действительно хочу.

— Так это просто сделать, — хмыкнула Алина. — Просто полетай день-другой, вся эссенция на это и уйдёт.

— Нет, это не самый лучший вариант, — усмехнулась Лена. — Если у тебя есть ненужная, но очень ценная вещь, ты же её не выбрасываешь, а меняешь на что-нибудь полезное, верно? Вот и я хочу избавиться от этой эссенции с пользой, а не просто так пустить её на ветер.

Глава 4

Я окинул грустным взглядом роскошно отделанный коридор — в одиночестве вся эта роскошь меня совершенно не радовала. И ведь это, по сути, всего лишь начало путешествия, а что же будет в конце? Наверное, совсем озверею. «Всё-таки надо было лететь вместе, — в очередной раз подумал я. — Открыли бы этот самый модный дом чуть позже, ничего бы не случилось». Немного покрутил эту мысль в голове и со вздохом двинулся к неприметной двери в конце коридора.

За дверью открылся маленький тамбур, а за ним — узкая винтовая лестница из какого-то упругого пластика. С виду этот пластик выглядел почти как металл, и его легко можно было бы с металлом перепутать, если бы лестница не находилась в постоянном движении — изгибалась, снова выпрямлялась, скручивалась, как пружина, и тут же раскручивалась обратно. Здесь сразу становилось понятно, что спокойствие пассажирской гондолы совершенно искусственное, а на самом деле воздушный океан сейчас изрядно штормит.

Я кое-как преодолел лестницу, цепляясь за ледяные перила, которые постоянно норовили вырваться из рук, и, наконец, достиг второго тамбура. В основной гондоле качка тоже была заметной, но по крайней мере, здесь пол не пытался выскочить из-под ног и убежать куда-то в сторону. Несколько коротких коридоров, ещё пара лесенок, и я, наконец, оказался в главном коридоре, по которому и двинулся в сторону рубки, изредка прижимаясь к стене, чтобы пропустить матросов, пробегающих мимо с озабоченным видом. Судя по моему опыту, если работник напускает на себя очень озабоченный вид, то это обычно означает, что он сачкует, но возможно, у воздушников всё иначе.

В рубке горел неяркий свет. Рулевой у штурвала напряжённо вглядывался в несущуюся за стеклом снежную круговерть, а капитан склонился над картой, расстеленной на большом столе, и что-то усердно вычерчивал там циркулем.

— Здравствуйте, капитан, — поздоровался я.

— Здравствуйте, господин, — он отложил свой циркуль и выпрямился. — Как раз хотел вам звонить, чтобы уточнить маршрут. Я правильно понял, что сейчас мы летим в Вену?

— Нет, маршрут немного изменился, — покачал головой я. — Сначала летим в… — здесь я вспомнил, что мы не одни, и запнулся, — … к тому маленькому причалу в лесу, где мы уже бывали раньше…

Капитан мельком глянул на рулевого, который явно прислушивался к нашему разговору, и понимающе кивнул. Не думаю, что рулевой шпионит, но матросам ни к чему знать вещи, которые их прямо не касаются. Я всегда твёрдо верил в то, что лишние знания человека счастливым не сделают, а вот несчастным вполне могут.

— … а оттуда сразу вылетим в Трир, — закончил я. — Ну а уже потом, наверное, в Вену.

— Я понял, господин, — ответил капитан. — Немедленно начну прокладывать новый курс.

— Уже освоились с новым дирижаблем, почтенный? — полюбопытствовал я. — Какие впечатления?

— Великолепное судно, — с восторгом отозвался тот. — Ему даже шторм не страшен, идёт плавно, вообще без качки.

Как раз в этот момент дирижабль особенно сильно мотнуло. Я ухватился за поручень и с иронией посмотрел на капитана. Он правильно понял мой взгляд, но совершенно не смутился.

— Да разве это качка? — пренебрежительно махнул он рукой. — Вот на курьерах, там да, качка. В такую погоду на «Бодрой чайке» только на ногах и получалось стоять, сидеть было невозможно. Тебя сначала подбрасывало вверх, а потом табуретка тебя догоняла и больно била по… в общем, ударяла. А здесь так, всего лишь слегка потряхивает. А скорость! Не удивлюсь, если мы и «Бодрую чайку» смогли бы догнать. А дальность!