— Конрад мог бы стать поистине великим императором, но ему всегда чего-то чуть-чуть недоставало. Все его действия были правильными и необходимыми, но он каждый раз не учитывал какую-то маленькую деталь, которая превращала победу в поражение. Примеров этому хватает. Племянник об этом прекрасно знает, и к советам отца относится с большой осторожностью. То, что Конрад горячо поддержал идею помериться силами с княжеством, только добавило Дитриху сомнений.

— Кстати, есть же ещё и императрица Мария, — напомнил я. — Её величество неплохо изображает глупую девочку, не интересующуюся политикой, но она явно играет намного более значительную роль, чем пытается показать.

— Мария Штирийская, безусловно, весьма разумная особа, и ни в коем случае не глупая девочка. Но с чего вы взяли, что она играет какую-то роль в политике?

— Она прекрасно умеет прятать эмоции, — объяснил я, — но сильный эмпат всё же способен уловить какие-то отголоски. Так вот, она показала интерес к таким вопросам, которые её вообще не могли интересовать.

— То есть вы заявляете, что являетесь сильным эмпатом? — герцог даже остановился и, нахмурившись, пристально посмотрел на меня.

— А вы разве не знали? — удивился я. — Это, вообще-то, широко известный факт. В таком случае прошу прощения — если бы у меня было хоть малейшее подозрение, что вам это неизвестно, то я предупредил бы вас сразу.

— В самом деле предупредили бы? — с сомнением переспросил он.

— Разумеется, — уверенно подтвердил я. — Хотя формально эмпат не обязан кого-то предупреждать, этого требуют принятые у нас правила хорошего тона. Тайно пользоваться этой способностью считается недостойным, и с подобными людьми быстро перестают общаться.

— Пожалуй, этого и следует ожидать, — согласился он. — Никто не любит людей, пытающихся вынюхать что-то тайком.

Мы двинулись дальше вдоль стоящих по бокам от прохода бронеходов в разной степени готовности, временами давая дорогу электрокарам, доставляющим узлы к сборочным платформам.

— И какие же мысли вы прочитали у меня, господин Кеннер? — поинтересовался он.

— Ну какие ещё мысли, ваше высочество? — страдальчески сморщился я. — Эмпаты не читают мысли. Я могу ощутить чувства собеседника, особенно яркие. Но вы всегда довольно успешно прячете эмоции, именно поэтому у меня и не возникло никаких подозрений, что вы можете не знать о моей эмпатии.

— Но что-то же вы узнали? — настаивал он.

— Совсем немного, и ничего действительного важного, — пожал я плечами. — В частности, я понял, что вам эти игры императора с княжеством совсем не нравятся. А вот император, кстати говоря, весьма охотно в эти игры играет.

Герцог молчал. Он долго шёл молча, и когда я уже начал думать, что разговор окончен, он вдруг с ясно ощущаемой неохотой сказал:

— Видите ли, господин Кеннер, иногда политик просто вынужден делать что-то такое, что ему не нравится. Политика — довольно грязное занятие, и хочешь ты того или нет, но делаешь то, что приходится делать. Однако хороший политик даже здесь находит способ извлечь из этого выгоду для себя. А по-настоящему хороший политик способен даже в такой ситуации перевернуть стол и раздать карты по-своему. Так вот, мой племянник Дитрих — очень хороший политик.

* * *

— Здравствуйте, Милана, — поздоровался я, привычно открывая дверь в лаборантскую, откуда доносился умопомрачительный запах горячих плюшек, ванили, и не знаю чего ещё.

Милана с улыбкой кивнула мне, на секунду оторвавшись от разливания чая, и я внезапно осознал, что она не одна.

— Здравствуйте, госпожа, — поклонился я. — Очень рад вас видеть. Вас так давно не было, и я уже начал бояться, что мы вам надоели.

— Пока не надоели, — фыркнула Морена, слегка улыбнувшись.

Она, как всегда, была в хорошем расположении духа. Впрочем, вполне ожидаемо — вряд ли она захотела бы прийти на посиделки с нами, будь она не в настроении.

— А знаете, Милана, — заметил я, усаживаясь и придвигая к себе чистую чашку, — по-моему, что-то в вас изменилось. Мне кажется или вы стали заметно сильнее?

— Скорее всего, вы просто стали чувствительнее, — покачала головой она.

— Оба, — коротко сказала Морена.

— Госпожа? — вопросительно посмотрела на неё Милана.

— И то и то, — объяснила она. — Ты стала сильнее, а Кеннер стал лучше чувствовать. И тоже стал заметно сильнее, кстати.

— Вот как? — заинтересовалась Милана. — А у вас ведь совсем скоро аттестация, Кеннер? На какой ранг будете заявляться?

— Анна Максакова намекала на девятый, но я предпочёл ограничиться восьмым. Девятый ранг добавит нам ещё один голос в Совете Лучших, и я решил с этим не торопиться. Пусть люди немного привыкнут к такой перспективе.

— Ваш девятый ранг не даст вам ещё одного голоса, — резонно указала Милана. — Вы его получите только в том случае, если на девятый ранг аттестуется ваша жена.