— Вытянись на скамье!

Кан сделал, как велели. Филип постоял над ним, вглядываясь во что-то, хмыкнул:

— У меня и из головы вылетело, что ты сегодня впервые сел в седло! Хотя для новичка ты выглядел вполне сносно. Все же думаю, что тебя с раннего детства учили сидеть в седле.

Снова Каннут почувствовал, как волна покалывающего тепла прошлась по всему его телу. Ноющую боль и тяжесть из ног смыло, но вместе с этим пришла и бодрость, что было уже лишнее — а как сейчас спать, когда сна ни в одном глазу?

— Ладно, Кан. Пойду я, староста прав, вставать мне завтра придется очень рано, — Филип встал, потянулся и направился к дому.

— Э-э-э, постой! А мну куда? — опешил Каннут.

Маг засмеялся:

— Я думаю, тебя сейчас проводят!

Действительно — не успела за Филипом негромко хлопнуть входная дверь в дом, как откуда-то из темноты показалась молодуха. Чуть заметно поклонившись парню, она негромко произнесла:

— Молодой господин! Позвольте, я провожу вас…

Подхватив один из светильников из подвеса над столом, женщина повернулась и пошла. Каннуту ничего не оставалось, как последовать за ней. В голове замелькали мысли: как бы это… Но вместе с этими мыслями парня кинуло в жар, во рту моментально пересохло, под ложечкой противно засосало. И как ни старался Плехов успокоить себя, что, дескать, чего ты трясешься, как мальчик-колокольчик, как девственник, но ничего не помогало.

Они подошли к длинному бревенчатому строению в глубине двора. И тут Кан смог выдавить из себя хриплым голосом:

— А что… разве на сеновал можно с лампой? Там же это… Сено! А ну как…

Женщина обернулась и с улыбкой ответила:

— Сама конюшня и сеновал над ней — с другой стороны, а здесь внизу — холодная кладовая для хранения всякого припаса, над ней помещение, где я вам и постелила.

У нее был довольно низкий, грудной голос, от которого у Каннута как будто обрывалось сердце. Женщина открыла створку больших двустворчатых ворот и скользнула в глубину строения. Парень обреченно вздохнул и, мысленно махнув рукой, направился следом.

— Ну, где же вы, молодой господин? — Лорри стояла, чуть отведя руку с лампой в сторону, и улыбалась, — Вот! Нам нужно наверх…

И по приставной деревянной лестнице начала медленно подниматься, придерживаясь одной рукой за деревянный брус. Перед Каном мелькнули смуглые голени до коленей. И, протянув руку, Плехов машинально погладил бархатистую кожу женской ноги. Послышался короткий смешок:

— Ну что же вы, поднимайтесь!

Глубоко вздохнув, как в омут с головой, парень быстро заскочил следом за женщиной.

— Вот! — она повела рукой, показывая, где будет ночевать Кан.

Низкая, широкая, и какая-то вся квадратная кровать. И даже не кровать, а скорее — настил, приподнятый над уровнем пола сантиметров на двадцать-тридцать, не более, был застелен большим полотняным мешком с каким-то содержимым. Каннут потрогал — «Сено!». В изголовье лежали несколько подушек, и было сложено стопкой постельное белье — холщовые простыни, лоскутное одеяло. Здесь же, рядом с этой лежанкой, стоял небольшой и тоже низкий стол, в углу помещения в полумраке виднелась стоячая вешалка.

— Вот, господин! Сейчас я застелю простыни, и можете отдыхать!

Женщина поставила лампу на стол и наклонилась над лежанкой. Плехов понял, что, если он не пересилит эмоции этого дурня, то так и останется девственником до возвращения в таверну. Это — в лучшем случае! А то и там примется «тупить» и впадать в ступор! Выдохнув, он сделал шаг вперед и приобнял молодку за попу. Женщина ожидаемо замерла. Кан погладил упругие крепкие ягодицы и с шумом вздохнул. Лорри выпрямилась и повернулась к нему:

— Молодой госпо…

— Тебя же зовут Лорри, красавица? — женщина с улыбкой кивнула, — Тогда давай договоримся, что сейчас я для тебя не молодой господин, а Кан, просто Кан! Договорились?

Красотка прикусила губку, опустив взгляд:

— Да, молодо… Ой! Кан! Договорились.

Плехов взял в руки это глупое и неопытное, кипящее эмоциями тело, и, обняв женщину за талию, поцеловал ее в губы. Постарался сделать это как можно более чувственно.

«Эгей! А целоваться-то красотка и не умеет! Ну кто же так губы напрягает?!».

Но он постарался не обращать внимания, продолжал целовать ее, и довольно быстро красивые и чуть пухловатые губки немного расслабились.

«Вот так-то лучше!».

Тем временем его руки перешли с талии ниже, потом, выждав немного времени, одними пальцами, но быстро-быстро, стали, перебирая ткань юбки, поднимать ее. Вот уже и бедра оголились. Обеими руками Плехов повел по ногам под юбкой вверх.

«Х-м-м… какая у нее приятная, бархатистая кожа. И ножки полные, крепкие, без какого-либо признака лишнего веса. Ну да — повседневный тяжелыйтруд крестьянской женщины — он не дает образоваться излишкам что на талии, что на попе!».