— Конечно, я не мог знать свою мать до рождения, — голос его дрогнул, и он на секунду замолчал, будто проверяя, хватит ли сил рассказать дальше. — Но бабушка рассказывала… После той истории она будто сломалась. Жених бросил её, а это только усугубило её страдания.

Я молча кивнул. Иногда слова ни к чему — важнее просто быть рядом.

— С каждым годом всё становилось хуже, — Грэг чуть опустил голову. — Она больше не видела во мне ребёнка. Только напоминание о том человеке… о том, что её разрушило. Постепенно страх и тоска переросли в ненависть. Она могла закричать, едва увидев меня… однажды даже замахнулась. Тогда меня забрали бабушка с дедушкой. Пока я вел себя тихо, мне позволяли жить с ними. Но и это не продлилось долго…

Он провел рукой по волосам и, будто пытаясь вырвать боль вместе с ними, судорожно дернул себя за пряди.

Я не вмешивался. Ему нужно было это выговорить.

— Сначала я даже не понимал, что происходит, — наконец выдохнул он. — Мне казалось, что я просто вижу странные сны. Но потом я понял — это не мои сны. Я как-то… оказывался внутри чужих.

Он нахмурился, будто борясь с воспоминаниями, и добавил:

— Мне тогда ещё никто не рассказывал про моего отца. Я думал, что просто помогаю людям.

— Помогаешь? — уточнил я осторожно. — Ты можешь как-то влиять на их сны?

— Я не совсем понимаю, как объяснить это словами, — он задумался. — Это как… отдалённый звон. Как будто где-то звучит колокол. Чем громче звон — тем больше человек нуждается в помощи. Я не мог игнорировать эти призывы, особенно когда был маленьким. Сейчас… получается чуть лучше.

Интересно. Очень интересно. Я задумался, прикидывая, сколько всего ещё скрыто в этом мире.

— От чего зависит сила этого зова? Ты чувствуешь, когда человеку снится кошмар?

— Да. Но не только тогда, — он чуть пожевал губу, подбирая слова. — Чаще всего это страх, боль, одиночество… Но иногда сон — это важный урок. А моя задача — чуть-чуть подтолкнуть человека, чтобы он сам нашёл выход.

— Дай угадаю, — улыбнулся я и приобнял его за плечи. — Мне ты тоже однажды помог?

— Возможно, — слабо улыбнулся он. — Большинство людей не осознают, что спят. Они верят во всё, что видят. А иногда решение у них прямо перед глазами… Я просто… указывал путь. Аккуратно.

Я усмехнулся. Какая же всё-таки странная штука — жизнь. Вчера я и представить не мог, что сидеть на закате на холме с мальчишкой, способным входить в чужие сны, будет казаться нормой.

— Это бабушка рассказала мне о моем отце, — продолжил Грэг, его голос стал тише, почти шёпотом. — И о том, какую опасную силу я унаследовал. Она велела мне никому об этом не говорить. Предупредила, что если кто-то узнает, особенно вожак деревни, меня изгонят. И она была права…

Он зажал лицо в ладонях и тихо всхлипнул.

Я тронул его за руку — ледяная. Становилось прохладно, а мы оба сидели на траве, как два простуженных воробья.

— Эй, приятель, — сказал я мягко. — Давай пока оставим эту историю. Нужно двигаться. Загоняем Тома и Кельвина в сарай, а потом…

Я задумался и с улыбкой добавил:

— Потом я напою тебя горячим шоколадом.

— Горячий шоколад? — он поднял на меня глаза, полные настоящего детского удивления и любопытства.

Я не удержался и тихонько рассмеялся.

— Увидишь сам, — пообещал я, вставая. — Пошли.

Мы поднялись на ноги и, отбросив тяжёлые мысли, направились к пастбищу, где на фоне красного заката мирно щипали траву наши поросята.

Мы вдвоем возились с поросятами, загоняя их в сарай, и это, как ни странно, здорово помогло отвлечься. Работали молча, каждый погруженный в свои мысли, но именно это молчание было правильным — оно давало возможность отдышаться от тяжёлого разговора.

Мне ужасно хотелось вытащить из него ещё подробностей — узнать, кто конкретно довёл мальчишку до изгнания, кому стоит начистить лицо за ту чушь, что он пережил. Но даже я понимал: нельзя торопить такие вещи. Надо дать время, чтобы он сам захотел выговориться. Всё, что слишком больно, невозможно вытянуть за один присест.

Когда мы закончили, я вдруг осознал, как сильно хочется подсластить всё это. Да, черт возьми, сладкое — это не только для девчонок. Настоящим мужикам оно тоже нужно. Особенно после таких разговоров. Хотелось верить, что Грэгу понравится то, что я задумал.

Чтобы нормально продолжить разговор по душам, надо было сначала немного подкрепиться.

— Можешь развести огонь, приятель? — попросил его, заходя в пустую кухню и отряхивая с рук солому.

— Хорошо, — отозвался он без особого энтузиазма. Где тот Грэг, который буквально несколько минут назад бурлил эмоциями? Верните мне его обратно. Этот тихий, обессиленный мальчишка вызывал лишь жалость.