Зарецкий указал на последнее растение — пурпурно-чёрный шар, покрытый мелкими шипами, висящий в воздухе над плошкой с мутной жидкостью.

— А вот это самое интересное — Мараника, или как её называют на востоке, «Нервная плеть». Она воздействует на нервные волокна и синаптические соединения, ускоряя прохождение импульсов. То, что нам кажется молниеносной скоростью обоих подопытных — всего лишь следствие того, что их нервная система работает на треть быстрее обычной.

Алхимик вернулся к столу и посмотрел на меня с волнением:

— Но есть две проблемы, воевода. Во-первых, такие изменения противоестественны для организма. По моим расчётам, встраивание всех пяти Реликтов должно привести к состоянию, близкому к смерти… или к мутации.

— Всё так, — кивнул я. — Из двадцати уцелевших подопытных лишь двое сохранили разум, а сколько людей в принципе не пережило эксперименты, знает лишь руководство Фонда.

Собеседник нервно постукивал пальцами по столу:

— Видимо, они нашли способ стабилизировать изменения. В крови есть следы шестого Реликта, который я пока не могу идентифицировать — какой-то стабилизатор, гармонизатор, если хотите.

— А вторая проблема? — спросил я, предчувствуя неладное.

— Метаболизм, — Зарецкий потёр переносицу. — Их организмы работают как печь, в которую постоянно нужно подбрасывать дрова. Дмитрий и Раиса потребляют в три-четыре раза больше пищи, чем обычный человек. Их клетки расходуют энергию с невероятной скоростью. Я заметил, что после активных тренировок они буквально истощаются — им нужно срочно восполнять запасы.

Он взял стопку бумаг со стола:

— По моим наблюдениям, без достаточного питания они начинают… деградировать. Улучшенные ткани разрушаются, пытаясь добыть энергию из самого организма. Это как голодающий человек, который начинает терять мышечную массу, только процесс идёт гораздо быстрее и агрессивнее.

Я задумчиво осматривал пробирки и образцы на столе алхимика, размышляя о словах Зарецкого.

— Александр, — я подошёл ближе к столу, не отрывая взгляда от диковинных растений, — как думаешь, можно ли создать безопасный вариант этих улучшений для наших бойцов? Что-то, что не подвергало бы их риску, но помогло выжить в бою?

— Вы хотите, чтобы я… — он оторвал взгляд от своих записей.

— Не то, что делал Фонд, — я поднял руку, упреждая его возражения. — Никаких экспериментов над беззащитными. Я думаю о чём-то вроде усовершенствованного зелья из Костяницы, которое мы уже применяли. Но, возможно, с более длительным эффектом или дополнительными свойствами.

Алхимик выдохнул с некоторым облегчением, но всё ещё выглядел встревоженным:

— Но, воевода, даже такой подход… — он нервно провёл рукой по волосам. — Мы не знаем долгосрочных последствий! Вы же сами видели, что стало с большинством подопытных в лечебнице.

— Именно поэтому я и обратился к тебе, — ответил я, обходя стол с образцами. — Мы должны найти безопасный путь. Не стремиться к радикальным изменениям, а искать способы улучшить то, что уже доказало свою безвредность.

— И какова цель? — собеседник опустил руки, и я заметил искреннее любопытство в его глазах.

— Защита жизней, — просто ответил я. — Когда начнётся Гон, наши люди столкнутся с тварями, которые превосходят их во всём. Если мы сможем дать им хоть немного больше шансов на выживание… Разве не в этом суть медицины и алхимии? Помогать людям, защищать их?

— Конечно, в этом, — кивнул Зарецкий, задумчиво потирая подбородок. — Но где проходит грань между лечением и… изменением самой человеческой природы?

— Там, где начинается вред, — ответил я твёрдо. — Мы не будем переступать эту черту.

— Я понимаю вашу логику, — кивнул Александр, задумчиво потирая подбородок. — Но подобные эксперименты… это скользкая дорожка, воевода. Не хочу оказаться вторым Тереховым.

— Ты не будешь проводить опыты на людях без их согласия, — ответил я твёрдо. — Никаких экспериментов без исчерпывающих предварительных исследований. Сначала теоретические изыскания, потом проверка на животных, и только когда будешь абсолютно уверен в безопасности — предложим это добровольцам, которые полностью понимают все возможные риски. Если таковых не найдётся, опыты проведём на мне. В конце концов, я не могу просить от других того, чего не сделал бы сам.

Глаза молодого алхимика расширились:

— Но господин воевода, разве это не то же направление, что выбрал Фонд? Те самые эксперименты, которые вы осудили?

— Нет, — твёрдо возразил я. — Есть принципиальная разница. Они плевать хотели на чужое здоровье, отбирая должников и беззащитных. Терехов, Елецкий и такие, как они, не заботились о выживании подопытных, видя в них лишь средство и оплачивая желаемый результат чужими жизнями. Для нас же главное — человек и его благополучие. Мы не будем безжалостно жертвовать людьми даже ради самого поразительного результата.