Всё время все в основном молчали. Я лишь изредка обменивался фразами с Аскольдом и Глебом по поводу маршрута, Володиными по их впечатлениям, и несколько раз проверял, как переживает поездку Вера с детьми.

Тимофей и Лёша, к моему удивлению, оба были в полном восторге. Пацаны с интересом смотрели как на окружающую нас природу, так и на зачарованные доспехи, оружие и артефакты бойцов Велигорских.

Особенно часто они бросали взгляд именно на артефакты. У Велигорских они были интересными. Например, черноволосый ментат носил на шее, поверх робы, осколок янтарного цвета, вплавленный в металлическую окантовку.

— Ермак, почему ты выбрал боевой отряд? — спросил я его. — Всё-таки ментальных магов Рода разбирают как горячие пирожки. И обычно в бой не отправляют.

— Всё просто, — пожал плечами Ермак. — Я хочу стать Ведуном. Могу, конечно, зарабатывать неплохие деньги в Доме найма или Имперском банке, но для меня это не главное. А сидеть в четырёх стенах и проводить ритуалы просто-напросто скучно.

— А кто такие Ведуны? — спросил из телеги немного осмелевший Тимофей.

Ермак повернулся к нему.

— Ведуны — это такие хранители, которые очень близки к духам предков. Они проводят обряды, таинства и праздники, в трудные времена дают защиту роду. А ещё они единственные могут очищать тех, кто оступился с Пути Предков. И самое главное — они слышат голоса предков во снах и видениях.

— У вас из-за этого такие чёрные глаза? — без раздумий выпалил Тимофей.

Вера тут же схватила его за ухо.

— Простите!

— Ничего, — отмахнулся Ермак. — Любопытство для мага — необходимая черта.

Он прочистил горло и продолжил, заговорив таинственным, нагоняющим мрачности тоном:

— Когда я был совсем юным, лет на пять старше тебя, я должен был выполнить обет для посвящения в зрелость. И вот однажды чёрной-чёрной ночью, в чёрной-чёрной избе, когда на небе светила чёрная-чёрная луна, в меня вселился дух предков и…

Ермак сделал короткую паузу, а затем резко поднял руки в воздух и воскликнул:

— Бу!

Все трое детей, с интересом слушавшие захватывающую историю, тут же испуганно дёрнулись и спрятались обратно в телегу. Ермак же тихонько рассмеялся.

— Нечестно! — возразил Тимофей.

Варя же прижалась к маме.

— Всё, хватит вопросов, — отрезала Вера, погладив Варю по голове.

В каждой сказке есть доля правды. Вот и янтарь на груди Ермака, когда он рассказывал о своём обете, на один короткий миг мигнул чёрным. Едва заметно.

Через некоторое время мы выехали к череде курганов. Они были не прямо на тракте, а чуть вдалеке. Возвышались небольшими каменистыми холмами, укрытыми редкой степной травой. У одного из них, окружённого кольцом из камней с рунами, стояло полдюжины людей: простая одежда, строгие лица и тяжёлые взгляды.

Они не обратили внимания на наш караван, словно мир вокруг для них перестал существовать. У основания кургана лежало полдесятка слабо связанных между собой предметов: деревянный меч, бочонок, несколько книг, бурая шкура поверженного монстра. Наверху кургана горел небольшой огонь, от которого в стороны расходился густой белый дым, покрывающий траву словно туман.

Мы проехали мимо молча. Казалось, что даже лошади старались не фыркать и не шуметь.

— Прощаются, — коротко объяснил нам Ермак. — Кто-то ушёл к предкам.

Расспрашивать его подробнее я пока не стал, лишь делал себе мысленные пометки об обрядах и в целом о вере в Южноуральске.

А потом на тракте стало оживлённее, и немая сцена осталась лишь фрагментом в памяти. Нам начали попадаться торговцы, боевые отряды, ходоки, наёмники и просто путешественники.

И днём, когда дорога поднялась на очередной холм, я увидел вдалеке город, раскинувшийся на обоих берегах реки, которая отсюда даже днём отчего-то казалась чёрной.

Здесь, в непосредственной близости от Чернореченска, тракт был широким, наезженным, с глубокими колеями от бесчисленных телег. Пыль стояла столбом — столько ездило честного люда.

Перед нами с холма спускался купеческий обоз с тюками и бочками, охраняемый наёмниками в кольчугах. Ярополк словно специально остановил нас на этом холме, чтобы показать город на горизонте.

— Красота… — вздохнула Весна, сидящая в телеге рядом.

Вот только голос у нее был немного грустным.