Я поднял указательный палец.

— Марина мне небезразлична.

Мои слова заставили его нахмуриться.

— Небезразлична? Как…

— Как очень близкий друг, — перебив его, я дополнил свой ответ, чтобы не оставлять недосказанностей. — И поэтому мне чисто по-человечески тяжело смотреть на то, какую боль ей приносит ваше к ней отношение. Примиритесь…

— Я не ссорился со своей дочерью! — куда резче, чем ему в действительности хотелось, воскликнул он, опять не дав мне договорить.

— Владимир, я не хочу, чтобы вы мирились с ней. Она тут не причём. Примиритесь сами с собой и своим прошлым, если уж на то пошло. Или не делайте этого. Мне наплевать, если говорить по правде. Но прекратите вываливать свою злость на неё. Она этого не заслуживает.

Он ничего не ответил, да я и не ждал, что он что-то скажет. Учитывая, что он чувствовал в этот момент, тема явно эта была слишком болезненна, чтобы обсуждать её с кем-то.

— Всего вам хорошего, Владимир Викторович, — произнёс я на прощание и вышел из его кабинета. Пройдя через офис и не особо обращая внимания на остальных сотрудников, я вышел в коридор, а затем спустился вниз на лифте и покинул здание.

С этим делом вопрос решён, и это хорошо. Да, конечно же, было бы очень здорово добиться вот прямо полной справедливости. Красивой такой, в блеске правосудия и всего прочего. Чтобы Харитонова посадили за устроенную им же аварию. Чтобы тех, кто пытался скрыть его преступление, осудили и упекли в камеры следом за ним. Чтобы всё его семейство подверглось осуждению. Чтобы прохожие на улице кричали: «Гоните их, насмехайтесь над ними».

К несчастью, мы живём в реальном мире, и не всегда можно добиться всего, чего тебе хочется. В нашей ситуации мы сделали всё, что было в наших силах. Голицына и Харитоновы отозвали все свои претензии. Пострадавшие получили компенсации таких размеров, что, если не сорить бездумно деньгами, некоторые из них смогут по несколько лет жить вообще не работая. Хорошо это?

Как я уже сказал, мы живём в реальном мире, так что это куда лучше того, на что они могли надеяться.

Теперь осталось лишь одно дело, и решать его следовало прямо сегодня. Тем более, что сообщение от Лара я уже получил.

Достав телефон, я сначала вызвал себе такси, и только потом набрал Ксюшу.

— Привет, — через несколько секунд ответила она.

— Привет, Ксюша. Не помешал?

— Не, бар же ещё закрыт.

А, точно. Сейчас же ещё даже двенадцати нет, и суббота. «Ласточка» не работала до двух вроде или трёх. Не помню точно. Да и неважно это сейчас.

— Ксюша, скажи, там Эри рядом?

— Да, что с ней станется? — тут же фыркнула в телефон сестра. — Дрыхнет, наверно, или снова свои сериалы смотрит. Опять отказалась со мной и Пушком пойти гулять утром…

— Так, стоп, — перебил я её. — Пушок?

— Ну да. Ты же…

— Так, проехали. Хватит давать имя моему псу…

— Ты же всегда говорил, что он тебя раздражает, — тут же упрекнула меня она. — Даже имя ему дать не сподобился. А я…

— Я сказал, хватит, Ксюша. А не то…

— Что? — сразу же спросил она, и я услышал веселье в её голосе.

А ведь и правда, что?

— Короче, Ксюха, скажи Эри, что я еду домой и скоро буду. Чтобы была готова.

— А к чему она должна быть готова… — тут же попыталась спросить сестра, но отвечать я не собирался.

— Просто передай ей, хорошо? Она знает, о чём я.

— Ладно, передам.

Вот и отлично. Пришла пора разобраться с этим делом.

— Эри, успокойся, — попросил я, когда она снова едва не начала скандалить прямо в машине.

Впрочем, слово «скандалить» тут подходило так себе. Скорее уж рвать и метать.

— Я не понимаю, почему мы должны тратить время и добираться на этой проклятой машине, вместо того чтобы я просто телепортировала нас на место! — вскинулась альфа, зло скрестив руки на груди.

— Потому что Лар сказал тебе не использовать магию за несколько часов перед этим, — практически слово в слово повторил я ей слова племянника.

Правда делал я это уже в третий раз, кажется. Помогало слабо.

Едва только я приехал в «Ласточку», как взбесившаяся альфа едва не накинулась на меня с требованиями ехать вот прямо сейчас! К счастью, мне удалось несколько поумерить её пыл. Нет, конечно, я понимал, что ей не терпелось избавиться от этой проклятой во всех смыслах печати, что сковывала её свободу. Но дурить из-за этого и сходить с ума на пустом месте не позволил. Так что мы дождались ещё одного сообщения от Лара с нужным адресом и поехали.

Что бы он там не собирался делать, проводить подобную «операцию» в своей мастерской он отказался наотрез. На вопрос о том, почему, ответил довольно просто. Во-первых, по его же собственным словам, подобное он делал впервые и не знал, к каким именно последствиям может привести насильное снятие столь сложной печати. Во-вторых, это была ЕГО ЛЮБИМАЯ мастерская. Ему её жалко было.