Шрифт:
Это во-первых, а во-вторых…
— МАЙ ДИН-ДИН-ДОН!
…во-вторых, он у нас отвечал за доставку девушек со всех окрестных борделей прямо к базе. Опять же спасибо семье Каннеллони. С их связями, нам удалось убедить жриц любви в том, что именно сегодня, именно в определённое время и в определённом месте для них откроется персональный Клондайк. И барышни отправились на выезд.
Учить их работать свою работу я не собирался, они и без меня это всё умеют. Но что по факту? По факту, целая стая ночных бабочек прямо сейчас начала стращать солдат через ограду. Дразнить, манить, сулить и всё такое прочее.
— Работает, — ухмыльнулся Петя, глядя как первый из солдатиков перемахнул через ограду. — Идём?
Я посмотрел на движуху, что набирала обороты на плацу и кивнул:
— Идём.
За спинами солдат уже не было видно актрис; те облепили их со всех сторон. Смотрели, кричали что-то и… кажется… подбадривали? Неужто уже понеслась?!
— Шустрей-шустрей…
Всё хорошо. Всё, блин, по плану. База как будто вымерла, и мы с Грызловым пробирались к причалу без малейшего сопротивления. Ни часовых тебе, ни патрулей, ни просто праздношатающихся солдат.
— А ты знаешь, как открыть лодку? — почему-то только сейчас спохватился я о таких мелочах. — Как её завести и как…
— Обижаешь, Василий Викторович, — ухмыльнулся Петя. — Ты главное меня до места доведи, а дальше я сам…
Вдоль ангаров и складов, сворачивая наугад, но неизменно пробираясь к морю, мы с Грызловым удалялись прочь от нами же устроенной вакханалии. И тут… на пути возник финальный страж. Патруль. Насколько я понимаю из новобранцев, — то есть из тех, кому наиболее ссыкотно нарушить приказ.
Однако судя по тоске в глазах ребята явно знали, что прямо сейчас происходит в их расположении, и что их на праздник жизни не пригласили. Заприметив нас с Петей, солдатики что-то неуверенно крикнули. Наверняка что-то типа: «стойте!», — а затем осторожно подошли к нам вплотную.
Кто тут и кого больше боялся — вопрос…
Пока один наставлял на нас дуло незаряженного автомата, — почему-то я был в этом уверен, — второй нахмурился и читал наши с Грызловым бейджики. Ну а я, не в силах терпеть заминку в такой ответственный момент, завёл источник и принялся нагнетать. Накидал парням в голову таких развесёлых картинок, что у бедняг штаны превратились в некое подобие циркового шатра для мелких грызунов.
А тут ещё и кусты по ту сторону ограды зашебуршали.
— Ах! — простонал из них женский голос. — Ох! Си! Кози! Ан-ко-РА-А-ААА-АХ!
Ну кайф! Жрицы любви не стали долго расшаркиваться и уже вовсю стригут купоны. И всем хорошо! Пацанчики, которые нас «остановили», от этих охов-вздохов вскипели окончательно, отдали честь, сказали что-то ещё и посеменили к плацу.
А мы отправились дальше и… У-у-ух! Ощущаю себя героем боевика. И даже круче! Герой боевика круто удаляется, не оборачиваясь на взрыв. Мы же с Грызловым удалялись прочь, не оборачиваясь на оргию, что даже круче крутого.
— Петь, а давай как будто в слоу-мо пойдём?
— А давай!
— Ах! Ох! Пью фон-до! ПЬЮ ФОН-ДО-ОО-АА-ААААХ!!!
Глава 8
Каким таким волшебным образом Петя открыл и завёл лодку — не моего ума дела. Как он сам выразился: «при помощи лома и такой-то матери», — однако своими глазами я этого не видел. Пока суть да дело я стоял на шухере и прыгнул в люк лишь тогда, когда Грызлов сказал, что можно.
Прыгнул и…
Вот оно, классическое столкновение ожиданий с реальностью. Можно даже сказать «эталонное». Изначально мне представлялось увлекательное комфортабельное плавание. Я, дескать, сижу на креселке, веду досужий разговор с попутчиками и по ходу дела разглядываю в иллюминатор проплывающих мимо рыбок.
Так вот хрен там! Причём по всем пунктам сразу.
Во-первых, никаких иллюминаторов и никаких рыбок. Смотреть можно либо в пол, либо в потолок, либо себе на коленки. Во-вторых, разговоры с попутчиками тоже отменяются. Они невозможны по причине рёва моторов, — коммуницировать можно только с помощью криков. Ну и в-третьих… какое ещё, в жопу, кресло?!
О комфорте на время плавания можно забыть. Пускай внешне эта дура представляла собой чёрного цвета железную пилюлю метров так-эдак десять длинной, — что на мой взгляд очень даже много, — внутри у неё совершенно не было места. И если так подумать, то взорванный Тарановым понтонный катер был в этом плане в разы просторнее.
Итак, согнувшись в три погибели, я сразу же отполз в самый край отсека. К слову, ЕДИНСТВЕННОГО жилого отсека.
Никаких тебе кают, камбузов и санблоков. Спасибо на том, что хотя бы гальюн имеется и не придётся ссать в бутылку на глазах у деда, — а ещё не видеть, как ссыт в бутылку сам дед. Во-о-от… А помимо гальюна здесь был ещё: моторный отсек, торпедный отсек, — в который я сразу же зарекся залезать, — и центральная рубка. Последняя по размеру напоминала собачью конуру, и Грызлов полностью занял её собою.