Шрифт:
Видо ощутил во рту вкус яблочного пирога с молоком, сглотнул тягучую слюну и потянулся за поясной фляжкой.
— А, потому и подойник пустой? — не унимался Йохан.
Видо накрыло раздражением — глупо и невежливо рейтару влезать в разговор патермейстера и проверяемой ведьмы. Далось же Йохану это молоко! Наверное, тоже пить хочет, потому и заглядывается, сколько там травница надоила.
— Твоя правда, сынок, — улыбнулась фрау Мария. — Не набрала еще молока моя Беляночка. Да вы зайдите в дом, что стоять на жаре? Ох, и денек сегодня Господь послал, так и хочется подальше от солнца уйти.
Она вытерла лоб пониже платка, смущенно улыбнулась… Видо кивнул — и вправду, зачем торчать на солнцепеке? Ему нужно расспросить травницу о странностях, которые здесь творятся, а это разговор не на одну минуту. И хотя о молоке с пирогом лучше позабыть, но в дом-то войти можно. И рейтарам разрешить спешиться… Он вдруг понял, что дико устал — глухая черная сутана хоть и дорожного образца, короче обычной, но телу в ней тяжело и душно. Шпага неприятно оттягивает пояс, воротничок давит шею… Воду, конечно, из местного колодца пить нельзя, но почему бы не умыться?..
— Идемте, — согласился он, спрыгивая с серого жеребца.
Конь вдруг попятился, фыркнул, оскалился на травницу. Наверное, почуял запах зелья от ее одежды.
— Ай, какой строгий мальчик, — укоризненно покачала ему головой Мария. — Что же ты герра патермейстера не слушаешься? Нехорошо…
Звон разбитого стекла прервал ее, и Видо слегка вынырнул из сонного оцепенения. Завертел головой, пытаясь понять, откуда звук, наткнулся взглядом на окно пристройки, где Мария хранила травы и готовые зелья. Окно только что разлетелось изнутри, а у стены в осколках валялась тяжелая кружка.
— Вот негодник! — с досадой выдохнула Мария. — Говорила ему не лезть в окно, а он так и норовит нашкодить! — И, обернувшись к Видо, торопливо пояснила: — Кота я завела, герр патермейстер, крысы в сарае замучили! Зерно жрут, подлые твари, Беляночку пугают. Того и гляди, козленка укусят! Вы не беспокойтесь, котик не приблудный, у старосты нашего попросила. С жетоном, все как полагается. Уж я-то порядок знаю…
Он ее торопливого речитатива у Видо на миг закружилась голова, и подумалось, что и правда ведь ничего особенного. Если кот из проверенных, а иного травница держать просто не посмеет, то и пусть себе ловит крыс божья тварь, это дело воистину благое… И вообще, поговорить с Марией можно в другой день. Приехать, когда будет не так жарко, а то ведь еще возвращаться в деревню, потом в город… И молока с пирогом хочется так, что срочно нужно ехать домой, у фрау Марты пироги отменные…
Вот и рейтары вокруг закивали, подтверждая мысли Видо, а лица у всех благостные, даже Курт пытается улыбнуться — зрелище редкостное, как тройная радуга!
— А чой-то у вас кот кружками швыряется? — опять неуместно влез Йохан и дурацки оскалился. — У него ж лапки!
«Лапки?! Точно, лапки!» Видо представил кота, берущего кружку и швыряющего ее в окно, даже успел посочувствовать бедолаге. Неудобно же! И тут его окатило ледяной волной, разом смывшей томную расслабленность.
— Йохан, сходи за этим котом, — велел Видо и сделал шаг назад, удивившись, когда это он успел отойти от коня. И когда остальные, включая капитана, успели спешиться. А главное, почему без команды? И с чего это их так разморило всем отрядом?! — Раз уж мы здесь, заодно и жетон ему обновлю.
— Слушаюсь, герр патермейстер!
Йохан попер к сараю, приминая невысокую траву сапожищами.
— Вот же не вовремя… — покачала головой травница Мария и ловко махнула в их сторону пустым ведром.
Серое марево, плеснувшее из подойника, обтекло Видо. Курт фон Гейзель прикрылся рукавом кожаной куртки, но двое рейтаров дико заорали и упали на колени, царапая лицо. Из-под век у них текла кровь. Видо медленно, как во сне, поднял руку для молитвы, одновременно потянувшись другой рукой к поясу. Рука встретила пустоту — шпаги в ножнах не было.
Глава 3. Не все то, чем кажется
Стасу снилось, что он качается на теплой белой волне, которая то плавно поднимается к самому небу, то опускается вниз, и он летает вместе с этой волной, как на американских горках, только медленно. Когда волна в очередной раз остановилась где-то посередине, Стас замахал руками и ногами, пытаясь выбраться, но понял, что не может. Белая масса, похожая на плотное молочное желе, держала его крепко, и Стас испугался. Показалось, что он так и останется в ней, словно мошка в янтаре…
Он дернулся раз, другой, третий, напрягся всем телом… и понял, что проснулся, но как-то странно. Тяжелые веки не хотели подниматься, голова кружилась, а конечности по-прежнему не шевелились. То ли проснулся, то ли нет… И руки почему-то болят. Особенно запястья. Особенно левое. Там боль то отступала, то обжигала короткими резкими вспышками, а еще как будто что-то дергало!
«Добрая тетушка Мария… — подумал он вяло. — Чем-то меня опоила, стерва старая… Но зачем? Опознала чужака и решила…» Что именно могла решить травница, чтобы принять такие меры, он не сообразил, поэтому снова попытался открыть глаза. На этот раз получилось.