– Не унывать, –хлопнул он друга по плечу. – Вот как. С божьей помощью разберёмся.

В небе зародился гул непогоды. Порыв ветра с гудением полетел над Грейстоуном, заскрипел заборами и придорожным кустарником. Ссыпаясь с крыш, зашелестел снежный налёт.

И неожиданно с гор принесло тягучее, полное смертельной тоски, завывание.

Охотники подняли головы. Волчья песня – одиночество и предвестие – вознеслась к низким снеговым тучам и оборвалась на рокочущей ноте, напомнив перекат камней на речных порогах.

Дакота стянул ворот.

– Вроде как с нашей стороны… – сглотнул он. – Чего это они, а Магнус?

Щурясь от сухого холодного ветра, Мордок поднял глаза на гору и осмотрел неприютно-тёмный край лесистого склона.

– Как беду чуют, – произнёс он глухо.

Завывания ветра умолкли, вернулась вечерняя тишина. На землю по-прежнему бесшумно падал снег.

– Пойду, – пробормотал Магнус и, махнув на прощание, двинулся сквозь белесую завесу к дому.

>>>

Подвигав плечами, парень дёрнул поводья, понукая лошадей бежать шибче.

– Морозит дай бог, – оглянулся он на село. В розово-сизом студёном воздухе ровно вверх поднимались лиловые столбы печного дыма.

Сидящий рядом на облучке товарищ шмыгнул носом.

– Сейчас разогреемся, – похлопал он себя рукавицами и вдруг спохватился, – ты верёвки взял?

– Взял.

– А то опять, как в прошлый раз, всё утро насмарку.

– Да вон они у тебя за спиной.

Товарищ зевнул и нахохлился, погрузив нос в овчинный воротник.

Впереди санная тропа расходилась на две. Понукаемые лошади повернули налево. Справа послышался невыразительный волчий лай. Парни переглянулись. Лай между тем перешёл в настоящую грызню.

Лошади едва не шарахнулись в сторону, но крепкая рука хозяина вовремя их придержала. Сани остановились, и, притопывая на месте, животные беспокойно замотали головами.

– Ох ты… – Возница аж привстал. Вытянув шею, парень стал вглядываться между белёными стволами берёз. Лучи утреннего солнца ещё только сгоняли ночную мглу, и в глубине леса плавал сумрак.

– Что они тут делают?

– Слыхал, серые совсем страх потеряли. Бродят вокруг Грейстоуна черти.

Парень сел на место, вздрогнул от холода и туже запахнулся.

– Поехали отсюда, – просипел не на шутку встревоженный товарищ.

Всхрапнув, лошади потянули сани дальше. Впереди уже просматривалась делянка с заготовленными дровами. Доехав до места, парни слезли с облучка, привязали лошадей и направились к домику.

Завернув за угол, оба резко остановились. Перед сараем, среди каши багрового снега, навзничь лежало растерзанное тело селянина. Из разорванной груди торчали осколки костей, по бокам свисали кровавые лоскуты напластованной плоти. Из вскрытого нутра тянулись перекрученные красные верёвки.

В горле у товарища клокотнуло, и он упал коленями в снег. Хозяин дровней с белым от ужаса лицом подхватил блюющего друга под мышку и потянул к саням. Утирая лицо и корчась от спазмов, тот дал себя увести. Они спешно добрались до лошадей, непослушными пальцами кое-как отвязали поводья от столба и помчались в Грейстоун.

>>>

Произошедшее быстро разлетелось по селению. Не осталось ни одного уголка, где бы не обсуждали жестокую расправу над местным жителем. К вечеру разговоры так и не утихли, разгорелись пуще прежнего. Компания охотников из группы Старха собралась за бурной беседой в заведении Блэйка.

– Чего его ночью туда понесло? – изумлялся сосед погибшего, Эрн.

– Почему ночью? – с сомнением забухтели голоса. – Почему не днём или вечером?

– Так вечером мы с ним только со сбыта приехали! – вскинулся мужик, выкатывая круглые глаза. – И в полночь он ещё дома был. Я как раз на двор выходил, когда к нему кто-то стучал. Так тарабанил, думал, всё село перебудит. Странно, что псы дворовые все как один молчали. Даже не брехнули ни разу. Выходил он. Голос я его слышал.

– И кто к нему заявился посреди ночи?

– Так не видел я! Темень стояла хоть глаз выколи. – С досадой качнув головой, Эрн поднёс кружку ко рту. Выхлебав до дна, поставил на стол и поднялся. – О-ох… всё, мужики, отдыхайте, пойду я.

Подтянув на пузе ремень, он на некрепких ногах направился к выходу.

Добравшись до дома, Эрн по обыкновению поругался с постылой женой, толстой стареющей бабой. Хмель малость сошёл, и на душе стало муторно. Нутро чуяло бредущую рядом беду. Его б успокоить.

Едва жена отправилась спать, он чуть выждал, спустился в подпол и, вынув заныканную бутыль самогону, хлебнул прям из горла. В желудок скатился расслабляющий жар. На душе потеплело. Эрн поставил бутыль на полку и вытащил из тайника кубышку, полную золота. Год копил, каждую копеечку откладывал с выручки за ценный запрещённый товар.