Моровая[1] свирепствовала в Грейстоуне уже не одну неделю, выкашивая целые семьи. Особенно пострадала южная часть селения. Туда предпочитали не соваться, со стороны наблюдая, как в тёмное осеннее небо поднимается чад костров, унося души покинувших мир. Всяк в те дни ощутил близкое дыхание чёрной смерти и каждый новый день встречал с опаской – в чью дверь на этот раз постучится безносая.

Магнус заходил на свой двор, когда над забором нависла соседка. Немолодая склочная баба.

– Что ты теперь скажешь, Мордок?! – вызверилась она на охотника.

– Чего это тебя вдруг перекосило? – оглянулся тот.

– А то не знаешь! Про старуху я, про Нарингу, которую вы всем домом привечаете.

Магнус остановился, распрямил плечи.

– И что тебе Наринга? – загудел он басом. Соседка захлопнула рот, продолжая сверлить охотника жгучим взглядом. – Ну договаривай, коль начала. Чего ты на неё взъярилась?

– А что я?! – взорвалась та. – Всему Грейстоуну из-за неё худо. Колдует она, Магнус! Кол-ду-ет, – постучала она кривым пальцем по забору. – В Грейстоуне любой тебе скажет: её это проделки. Все знают, чёрным колдовством ведьма промышляет.

– Ты чего несёшь-то! Ополоумела?! Зачем ей?..

– Да кто бы знал, что у служки бесовской на уме. А только видели ведьму!

– Кто видел?! Когда?!

– Про то не знаю.

– А не знаешь, так чего языком попусту мелешь! – шагнул к ней Мордок. – Мало нам беды?!

– Тьфу ты, паскудники! – плюнула та ему во двор и, отпрянув, пошла прочь.

– Ты рты-то нам не затыкай, – донеслось с улицы. Магнус поднял голову. На дороге стояли селяне с недобрым огоньком в глазах. Один из парней кивнул на приятеля, угрюмого мужика с застывшим в муке лицом. – Вон Михаил дочь с внуком вчера схоронил. Мальцу и месяца не было. Так ты ему расскажи про пустое.

Мужики что-то злобно пробурчали и, одарив Мордока ненавистными взглядами, вся компания отправилась вслед за склочницей.

– Что там, Магнус? – Сзади неслышно подошла Айна.

Мордок задумчиво загладил волосы со лба, повернулся к жене. Та держала ведро с использованной водой. Каждый день с утра до ночи в домах Грейстоуна только и занимались тем, что парили да кипятили. А ко всему окуривали помещения едким травяным дымом.

– Да вот пришла, говорит, весь Грейстоун на Нарингу ополчился, – ответил он, забирая у неё ведро. – Думают, она моровyю накликала.

Айна поправила платок.

– Я тоже слышала.

– Чего слышала?

– Будто бы кто-то видел, как Наринга посреди ночи на болотах призывала большую беду на Грейстоун. – Она с тревогой взглянула на угрюмое лицо Магнуса. – Что это, а?

– Ну ты-то хоть не верь поганым языкам.

Айна неуверенно пожала плечом.

– Я не верю, Магнус. Только… – она зябко поёжилась, – не случилось бы чего. Уж как-то мне неспокойно.

Он выплеснул под кусты воду, отставил ведро и взял Айну за руки.

– Всем нам сейчас непросто. – И, приобняв за плечи, повёл обратно в дом.

Пропустив жену в дверь, сам задержался на пороге. Чёрные столбы дыма, поднимаясь над селом, сгущались в непроглядную тучу.

Неожиданно за пару дворов от дома Мордоков поднялась нехорошая суета, и тягучий, надрывно-горестный стон скребнул по сердцу. Обернувшаяся Айна зажала рот и поспешно перекрестилась.

____________________

[1] Моровая (моровое поветрие) – исторически общее название острых инфекционных заболеваний с высокой заразностью и летальностью (в т.ч. чума).

Глава 20

Чем дольше не уходила моровая, тем крепче становилась людская ненависть, с новой силой вскипая с пришедшим в чей-нибудь дом несчастьем. Кто и когда первым бросил обвинение в Нарингу, впоследствии так и не вспомнили. А в те тяжёлые дни даже разбираться не стали. Не до того.

Однако мысли о чёрном колдовстве, совершаемом ведьмой под покровом ночи, прочно засели в умах убитых горем людей. Всё пристальнее селяне смотрели в сторону знахарки. Всё громче летели в неё проклятия.

Столько загубленных жизней, столько оборванных надежд и мечтаний – во всём виновата проклятая травница!

За обвинениями понеслись угрозы. В осеннем воздухе, напрочь пропахшем едкой гарью, наполовину с отчаяньем витала враждебность. И только защита старшего Мордока, двадцать лет назад обещанная старухе, удерживала людей от расправы.

Твердокаменный Мордок был непоколебим в своей вере. Но однажды к нему явился Гавр. Молодой немногословный охотник позвал Магнуса в лес. Мол, кто-то из местных напоролся на древнем капище, что как раз за болотом, на следы сатанинского ритуала.