— Ты ведь работал на Святую Матерь-Церковь прежде, — говорит он. Худой священник наблюдает за Галиеном так, как один из герцогских кречетов смотрел бы на потенциальную добычу.

— В другой жизни, — отвечает Галиен.

Кардинал Чезарини демонстративно оглядывает таверну.

— Прости меня, но эта твоя новая жизнь не слишком-то отличается от прежней.

Галиен окидывает взглядом помещение, молчаливо соглашаясь с замечанием. Пожимает плечами. Всегда найдутся люди, думает он, готовые платить другим за то, на что у самих кишка тонка.

— А что, если я здесь, чтобы помочь тебе, Галиен? — спрашивает кардинал.

Галиен хмыкает.

— Служите Господу со страхом и радуйтесь с трепетом, — произносит седой священник.

Галиен смотрит на этого человека, отмечая его измождённый и болезненный вид. И, возможно, страх, который тот пытается скрыть. Страх не за тело, а за душу. Галиен повидал достаточно такого страха, чтобы узнать его.

— Я отлучён от церкви, отче, — говорит Галиен.

Священник кивает и поджимает губы, осознавая тяжесть сказанного.

— Ах, — произносит кардинал, откидываясь назад и приподнимая бровь. — Значит, помнишь? А я уж начал думать, что это ускользнуло из твоей памяти.

Галиен морщится.

— Мои земли отобрали. Мой дом сожгли. Такое не забывается.

Кардинал указывает пальцем руки, обвившей винную чашу, словно в сторону небес.

— Сущий пустяк по сравнению с опасностью, которой подвергается твоя бессмертная душа, — предупреждает он.

«Ну вот, началось». Галиен чувствует эти слова, как ожог крапивы на коже, вспоминая, как сильно ненавидит манеру речи церковников. В псалмах и притчах, угрозы, спрятанные в загадки. От этих людей слова и чернил его всегда коробило. От того, как они врывались в любое место подобно дурному ветру, их речи, переплетённые с латынью, призрак проклятия следовал за ними тенью.

Галиен вскидывает подбородок, глядя на этого толстого, покрытого нарывами человека, чей род претендовал на апостольскую преемственность, прямую родословную от Двенадцати Апостолов. От такой наглости Галиену хочется плюнуть.

— Как часто вы спите в хлеву со скотиной, господин кардинал? — спрашивает он. — Или в грязной трактирной соломе? Или в плаще под живой изгородью?

— Ах. — Кардинал кивает с притворным пониманием. — Но я могу вернуть тебя в лоно церкви, Галиен.

Галиен хмыкает.

— Мне лучше вне его. К тому же, если бы мне снова позволили причастие после стольких лет, я бы исповедовался, пока не поседел бы, а сердце не выскочило из груди.

Уголки губ молодой женщины дёргаются. Тень улыбки? Что бы это ни было, кардинал хмурится, хотя продолжает не сводить глаз с Галиена.

— Никогда не поздно, сын мой, — говорит он.

Галиен вскидывает подбородок. Вызов.

— Это кто говорит?

— Говорю я. — Чезарини подаётся вперёд, сокращая расстояние между их глазами. — И... Его Святейшество, — добавляет он, зная вес этих слов. Помолчав, он откидывается назад и принимает расслабленную позу, позволяя своим словам осесть в сознании Галиена.

Но Галиен знает, что кардинал ошибается. Что действительно слишком поздно. Он отвернулся от Бога давным-давно. Когда Бог отвернулся от него. Когда кардинал Чезарини послал людей поджечь его дом, и Галиен с женой бежали, начав скитальческую жизнь бродячих торговцев, только вот Галиен торговал своим клинком вместо полотна или снадобий, соли или кожи.

— Я не вернусь, — говорит Галиен и поворачивается к молодой женщине. — А ты кто?

Женщина бросает взгляд не на кардинала, а на священника, и тот качает головой. Приказ. И предостережение. Она отвечает Галиену молчанием, а тот лишь пожимает плечами, будто ему и впрямь всё равно.

— Нам всего-то нужно, чтобы ты кое-что разведал, — говорит кардинал Чезарини. — В деревне Блатце, два дня пути к северу от Праги.

Галиен чувствует, как поднимается левая бровь.

— Всего лишь разведал? — переспрашивает он, поднимая чашу и откидываясь на табурете. От лжи несёт сильнее, чем от кардинальских гвоздики и розы.

Кардинал сводит большой и указательный пальцы.

— Чуть больше, пожалуй, — признаёт он, поглядывая на священника.

Священник хмурится, но подхватывает невысказанное приглашение продолжить.

— Там объявился известный еретик, — говорит он. — Разносит яд и смуту. Его нужно остановить.

Кардинал крестится.

— Воистину так. Мы хотим, чтобы ты доставил его к нам.

Галиен отпивает вина, морщась от кислятины. Вчера оно казалось лучше.

— У вас полно солдат, носящих ваши ливреи, кардинал. Зачем вам я?

Кардинал Чезарини снова смотрит на священника.

— У этого человека появились последователи, Галиен, — говорит тощий священник. — В основном крестьяне. Для тебя и твоего отряда — не угроза. Но достопочтенный кардинал не может просто войти туда и взять его при... учениках...