В глазницу.

Короче.

– Что мы тут забыли? – хнычет мальчик. – Тут жутко. А следующая смена не может уже выйти?

– Следующая смена выйдет только через час, – говорит Раф. Он говорит «час», потому что предполагает, что пройдет столько времени. Никто из нас не знает, сколько времени. Все часы друг с другом не совпадают. Солнечного света мы не видим. – Перебьешься.

– Почему Джейк сам не выйдет и не подежурит, если он так боится, что на нас нападут эти уроды? – Девочка – я ее узнаю, это Лейн Кастильо, лучшая подруга Шондры Хьюстон, – поворачивается спиной к коридору и кладет руку на бедро. – Вечно он нас заставляет делать за него всякую хрень. У меня была игра!

– Джейк заставляет вас делать всякую хрень, потому что сам он должен делать еще больше, – рявкает Раф. – Следи за коридором!

Лейн отворачивается, бормоча:

– Быстрее бы справился, будь у него две руки.

У меня по спине пробегает холодок. Я подтягиваюсь к краю шкафчиков и заглядываю вниз, чтобы получше рассмотреть Рафа и вход. Вот секретарская стойка, вот в углу миссис Гиринг, у нее на экране мигает сообщение о том, что бумагу заело. Баррикады с кольями, другие ученики. Раф, стоит как лошпед.

И тут я вижу: окровавленная рука Джейка прибита к двери за стойкой.

Предупреждение.

Я снова погружаюсь в тень. Преображенным тут не место.

– Все равно сюда никто не сунется, – говорит плаксивый мальчик, который, кажется, был в футбольной команде. – Мы уже несколько часов тут торчим. С тех пор как Кубоголовый с кисой ушли, здесь ни души. Они нас боятся.

– Стоит нам отвернуться, они опять будут тут как тут, – говорит Раф. – Заткнись, глаза на коридор.

Они делают, что им велено, но не без перепалок. Меня понемногу отпускает. Очевидно, что здесь никого не было с тех пор, как мы с Джеффри ушли. Еще осторожнее я отползаю назад и наконец могу подняться на четвереньки. Галопирую до конца шкафчиков и спускаюсь на пол.

Джеффри здесь нет.

Двор.

Я уже на полпути, бегу со всех ног, но в темноте обо что-то спотыкаюсь и пролетаю пять футов по коридору. Вскакиваю на ноги и оглядываюсь. На полу валяется большое круглое тело. Его силуэт очерчен пучками свалявшегося меха. Я споткнулась об оторванную конечность, у которой на конце торчит что-то острое. В тусклом свете поблескивает единственный выпученный глаз. В воздухе стоит тошнотворный запах жира от пиццы, старого сыра и нестираной одежды.

Марк мертв.

– Кис-кис-кис, киса!

Десятый класс.

Джейк и его приятели-футболисты засвистели, проходя мимо моего стола на ярмарке внеклассной деятельности.

За лето Джейк все чаще переключался на буквальный кэтколлинг [8] каждый раз, когда видел меня у них дома. К августу я уже перестала краснеть – только пребывала в замешательстве.

Зачем он это делал?

Зачем при этом мне улыбался?

Почему больше ничего не говорил?

Он пытался меня спровоцировать?

Хотел, чтобы я что-то сказала в ответ?

Что-то сделала?

Я замерла на стуле и посмотрела, как они в своих именных куртках проходят мимо моего стенда. Они теперь были в одиннадцатом классе. Нам с Питом Томпсоном полагалось завлекать девятиклассников в художественный кружок, но Пит ушел домой пораньше из-за хронических проблем с желудочно-кишечным трактом.

– Брата моего не видела, киса? – спросил Джейк.

Я пожала плечами. Улыбка сползла с его лица, и он пошел дальше вместе с футболистами. Я сразу же заметила Джеффри, который стоял у стенда ораторского кружка, изо всех сил рекламируя кружок девятикласснице и ее родителям.

Я сидя развернулась и расправила на столе эскизы и рисунки. Моих среди них не было.

– Кот, у тебя замечательные картины, – сказала мне миссис Андерсон, выбирая, какие работы ее возлюбленного кружка будут выставлены, – но я не думаю, что они вписываются в образ, который нам нужно создать.

Ей не нравились люди с перевернутыми головами, спирали, уходящие в бездну, взрывающиеся глаза и черный цвет.

Ей нравились пастельные картинки Эль Миллер с ее вельш-корги Дрыжиком.

Эль Миллер была в центре нашего стенда, так что на посетителей пыхтел Дрыжик. В крошечном уголке наверху стенда красовался мой набросок ключей от папиной машины – обязательное домашнее задание. По крайней мере, мои родители сегодня не придут: мама, сияющая и взволнованная, спросила бы, когда я вместо всех этих рисунков повешу свои, а папа, сразу поняв, что произошло, выследил бы миссис Андерсон и потребовал объяснить, почему не выставили больше моих работ.