Наконец въехали в Бизерту, небольшой городок с пустыми улочками, белыми домами, православной церковью и огромным кладбищем моряков. Адреса никто не знал, а потому Мохаммед с Туту стучались в дома и спрашивали, где живет мадам Ланская.

– Мадам Ширинская? – переспрашивали везде. – Так она жила вон там, направо, в конце улицы.

– Нет, это не ошибка, именно Ланская, – уверял Мохаммед.

– Кто т-такая Шир-ринская? – удивился Илюша.

Арабы остановились в изумлении.

– Анастасия Ширинская, – стала переводить Ленка страстную речь нового тунисского поклонника, – это же ваша русская звезда! Дочь последнего мичмана, который до самой смерти поднимал на своем корабле Андреевский флаг. Ну, ваш царский черноморский флот из Севастополя в Гражданскую войну бежал сюда, в Бизерту. И здесь был навеки забыт, разбит морем.

– Пот-трясающе, – смутился Илюша. – Она до сих пор ж-жива?

– Умерла в две тыщи девятом, – перевела Ленка.

– Э-э-э-э! – заорал вдруг Туту велосипедисту на соседней улице, и они с Мохаммедом ринулись его догонять.

К счастью, водитель велика понял, о ком речь, и, следуя за его катафотами, старый «опель» подъехал к одноэтажному белому дому на краю города. Мохаммед открыл калитку и прошел внутрь по тропинке сквозь кусты цветущего гибискуса. Через пару минут он вернулся, сияя, как натертая лампа Аладдина.

– Это дом мадам Ланской-Эгриб!

В темноте небольшого коридора Илюша споткнулся и задел книжные стеллажи, которые тянулись вдоль стены. Какая-то вазочка сорвалась с полки, но цепкий араб поймал ее одной рукой. Гуськом, друг за другом, они прошли в большую комнату, похожую на однушку времен СССР. Арабские красные ковры напоминали знамена, золотые вазы в каждом углу – пионерские кубки. Композицию завершала гэдээровская «стенка» с чешским хрусталем внутри. Илюше на миг показалось, что он зашел к менту Витале в городе своего детства. Но терпкий запах моря с каркаде и арабская речь за окном разметали его мираж. В инвалидном кресле рядом со столом, покрытым зеленым сталинским сукном, сидела комсомольская княжна. С короткими седыми волосами, в белой блузке и с тяжелыми ногами в обрезанных русских валенках, она была как-то монументально красива, словно колхозницы на советских мозаиках Илюши. Ровная спина и поднятый подбородок выдавали в ней особую штучку, бывшую в долгосрочном сближении с властью. Илья, Ленка и Мохаммед бессловесно застыли, оробев перед такой статью.

– Проходи, мой мальчик, – сказала она с хрипотцой, надевая элегантные очки в черной оправе. – Я давно тебя ждала.

– Эт-то вы мне? – У Илюши от волнения заныл злосчастный зуб.

– Тебе, конечно, тебе. Подойди поближе, я разгляжу твое лицо, – приказала Ланская, – а вы, друзья, присядьте в кресла. Аиша сейчас принесет холодного чаю.

Она крикнула что-то по-французски хорошенькой тунисийке в синем фартуке с расписанными хной руками.

Илюша сделал несколько шагов и замер возле коляски.

– Присядь на колени, я не встаю, артрит меня обездвижил, – сказала хозяйка дома.

Илья повиновался. Тонкими пальцами, скрюченными от болезни, она провела по его щеке.

– Такие же наивные брови, трогательный вырез губ, такая же пленяющая поволока глаз. Ты взял от нее самое лучшее.

– Вы о к-ком? – Илюша все еще воспринимал происходящее отголоском гашишного сна.

– О Златке, Золотке, Золотулечке, о медовой чистой девочке, которую я не спасла, – губы княжны дрожали. – Какое же счастье, что я тебя дождалась…

Пропажу Златки спустя время заметил только один человек – Нина Ланская, ставшая к тому времени главой отдела по работе с молодежью городского комитета КПСС. Она на несколько лет выпала из жизни, строя свою комсомольско-коммунистическую карьеру, но, закрепившись на хорошем месте, вспомнила о рыжей подопечной. На ее запрос химфакультет политеха дал странный ответ: «Корзинкина З. П. ушла из института по собственному желанию. Дальнейшее ее местонахождение неизвестно. Из вуза отчислена». Ланская потребовала предоставить ей заявление самой Корзинкиной, но оно, со слов декана, оказалось утерянным. Нина не успокоилась. Подключив свои уже мощные горкомовские связи, она опросила всех Златкиных однокурсников и выяснила, что девушка была беременна и к моменту исчезновения находилась на большом сроке. Ланская обзвонила все роддома города, но никто с таким именем в указанный период там не рожал. Одна из студенток вспомнила, что Корзинкина проходила практику на «ХимФосфоре». Сопоставив все факты и трагедию, о которой два года назад говорил весь город – взрыв цистерны, – Ланская почуяла неладное. Она записалась на прием к главному инженеру. Округлив глаза и заигрывая с симпатичной чиновницей, тот заверил, что работника с такой фамилией у них никогда не было.

– Мы ведем учет всех студентов, которые проходят у нас практику, проверьте в отделе кадров! Более того, я лично набираю молодых специалистов из институтов и знаю каждого в лицо. Никакая Корзинкина у нас не стажировалась. Да и имена всех пострадавших в аварии известны. Это люди, давно работающие на предприятии. Их уважают, им выдали медали за отвагу, огромное денежное вознаграждение, – суетился инженер.

Нина ему не поверила. Подключила своего ухажера – начальника районной милиции – и попросила, не поднимая шума, найти концы. Посвященный в интригу следователь вышел на больницу, куда доставляли пострадавших в аварии, и в «беседе по душам» со старенькой санитаркой за чекушкой водки выяснил, что был еще пациент, который на следующий день исчез.

– Заводи дело, – приказала Ланская при встрече с ухажером. – Нужно официально трясти больницу. Это вопрос чести для меня. И совести, которая горит. Не сберегла несчастную девочку.

Для завода и ведомственной больницы начались адские месяцы, руководителей и простых рабочих, главврача и рядовых медиков ежедневно таскали на допросы. В местных газетах с подачи Нины Ланской появились материалы о пропаже студентки. Ухажер пытался добиться руки и сердца Нины, а потому рыл землю изо всех сил. Следователю пришло в голову проверить тех, кого особенно поощряли на заводе в последние годы, и он начал изучать факты внеочередных раздач премий и квартир. Водитель Иван Дергачев всплыл одним из первых. Под страхом пожизненно лишиться свободы он раскололся и рассказал, куда отвез Златку.