Беру предложенную мне сигарету, хотя глядя на её размеры, позволю себе назвать это сигарой. Затем Борис достаёт из штанов металлическую коробочку, ту самую, в которой вечно теплится огонёк. Я прикуриваю. Раскуриваю. Кайфую.

Нет… не кайфу… Сильный кашель почти скрутил моё тело. Зараза, бля! Всё же лёгкие Инги еще не в состоянии насладиться столь терпким дымком.

Еще… Лучше… Только не это… Из глаз потекли слёзы.

— Инга, — обратился Борис, раскурив свою папиросу, — ты можешь спросить у пса, как долго нам еще блуждать в этом чёртовом лесу? У нас запаса еды хватит от силы дня на два.

— Ты заранее об этом не подумал?

Надо мне следить за своим языком. Слишком борзо получилось. Борис практически впритык приблизился к моему лицу. Я ощутил тёплое дыхание, а потом дым ударил мне в глаза.

— Ты сомневаешься во мне, девчонка?

Закашляв, я крутанул головой. Да какие тут могут быть сомнения. Одни предположения.

Вдруг заиграла музыка. Раздался смех. Дэр, тот самый старикан из бара, принялся плясать вокруг каста. Прильнув губами к губной гармошке, словно к куску сочно мяса, мужчина одарил нас прекрасной мелодией. Он переминался с ноги на ногу, присаживался и резко вставал, а все ему дружно хлопали и улюлюкали. Идиллия. Языки пламени сверка на кожаном доспехе не хуже фонарей, бьющих светом вглубь подвала. Один из мужчин подорвался со своего мечта, встал напротив Дэра и тоже начал плясать.

Я смотрю на всё это и делаю глубокую тягу. Горячий дым наполняет лёгкие и тут же хлещет их изнутри сильнее кожаного ремня по обнажённой коже. Я закашлял. Борис теребит меня в плечо, говорит:

— Волки возвращаются на ферму каждую седьмую или восьмую ночь после нападения. Далеко им нет смысла уходить. Совсем обнаглели, твари! Безнаказанность балует. И на этом они и погорят.

Прокашлявшись, глажу Пича по голове. Длинный хвост забил меня по ноге. Я спросил у собаки:

— Пич, волки далеко?

— Волки близко…

Ответ меня насторожил. Я переспросил:

— Они рядом?

— Запах волков почти выветрился, но запах скота еще чувствуется. Запах смерти свежий. Запах смерти близко.

Рука Бориса схватила меня за плечо.

— Инга, что сказала тебе собака? — голос Бориса дрожал от волнения и прыгал на каждом слове от возбуждения.

— Пич чувствует запах смерти. Чувствует его близость.

Музыка резко оборвалась.

Наверно, слишком громко сказал. Отстранившись от Бориса, я увидел, что все внимательно смотрят на нас. Такого пристального внимания я явно не заслуживаю, но мне необходимо донести до всех, что опасность нам не грозит. Нет, опасность грозит, но не сейчас. Собака спокойна — спокойны и мы. Сидим ровно, продолжаем заниматься своими делами. А если даже что-то и замаячит на горизонте, Пич — наш главный индикатор приближающегося пиздеца.

Шёпот недоверия пронёсся из уст в уста. Кто-то прижал меч к груди, кто-то положил своё орудие вдоль вытянутых ног.

— Спите! — скомандовал Борис.

Дэр и мужчина разошлись по своим местам.

Послушались все, но всегда найдётся тот, кто по-хорошему не понимает. Тот мужик, что с серёжкой в ухе, резко вскакивает на ноги. Подбегает к нам.

— Борис, ты серьёзно? — верещит он с обезумевшими глазами. — Нам надо идти дальше! Мы не может вот так взять и заснуть посреди леса?

— Чего ты боишься?

Рудх на полном серьёзе заявляет:

— Мне как-то не хочется проснуться среди ночи с волчьей пастью на шее!

— А ты крепко не засыпай.

Мужчина сжал губы. Фыркнул.

— Борис, нам надо идти…

— В темноте?

— Факелы! Мы сделаем факелы!

— И будешь на ощупь ловить волков?

Рудх наконец заткнулся. Растеряно поглядел на своих товарищей, на лица которых явно отсутствовало какое-либо желание ночью бродить по лесу.

— Иди уже спать, завтра нам всем понадобятся силы.

Посмотрев на нас как обиженный мальчишка, он развернулся и ушёл к своему дереву. Нарочито громко плюхнулся на траву и облокотился о толстый дуб, не забыв положить возле себя меч.

— Если ко мне ночью хоть кто-нибудь подойдёт, — сказал он, — я его убью.

Он вложил свою ладонь в рукоять меча, сделанную из человеческой кисти, и демонстрационно вскинул меч в воздух. Пламя играло на недовольном лице, подчеркивая испуганные глаза. Он никому не доверял. Ни мне, ни собаке. Даже Борису.

Он доверял лишь самому себе и своему мечу.

Хорошая черта, но только если ты живёшь один. Если только ты пытаешься выжить в одиночку. В коллективе от таких только вред. По моему мнению, Борис был прав во всём. Коллектив ему доверял. Доверял ему и я. Так уж сложилось, деваться мне не куда.

Под потрескивание костра и стрекот сверчков, Борис вдруг впал в воспоминания, решив всё-таки посветить меня в свой план.

— Зима была холодной. «Труперсы» атакуют регулярно. Что им точно нужно — мы не понимаем. Возможно — наши территории. Возможно — наши ресурсы, фермы. Но я подозреваю, что им нужны люди. Нет, не для рабства. Им нужны руки для увеличения численности собственной армии. А дальше только одно — захват нашей деревни. Захватят её — захватят всё. Ферма — наша жизнь. Наше выживание. Когда только начались первые атаки, мы приняли решение перенести ферму как можно дальше от деревни, но не более суток в пути. Случалось, что и заражённый заяц прибегал, проскальзывал через охрану, а там уже только и могли его собаки поймать на улицах нашей деревни. Ферму мы перенесли, но избавившись от одной проблемы, сразу же нарисовалась другая! С каждым месяцем животных в лесу становится всё меньше и меньше. Животинка словно чувствует опасность, разрастающуюся по лесу как чума. Да они и есть чума, эти «Труперсы». Заражают всё, чего коснутся. Вот волки и одичали, жрать им нечего, а на ферме пир на весь мир. Нападают нечасто, но метко. Словно поджидают удачный момент, и бью точно в цель. Какие бы ворота мы не возводили, какие бы заборы не строили — им всё нипочём. Раскидывают людей, убивают собак. Ломают любые заграждения! Хоть строй каменные стены, но кто ж их будет возводить? Тут или обратно скот вывозить, или…