Джун Бардвик расстраивалась по поводу своего сада, перерытого доблестными служителями закона, которые, в свою очередь, разыскивали пропавших молодых людей, имевших неосторожность отобедать в доме Джун. Водился за Джун такой грешок — любила она приглашать по ночам в дом мужчин намного моложе ее, после чего они пропадали без вести.

Эверетт Стюарт и его неопрятная женушка Сьюзи практически перебрались жить в здание окружного суда, где их третировала налоговая полиция за какие–то непонятные финансовые махинации.

Тристан Кейс таскался по всей деревне с мальчиком из церковного хора и кричал направо и налево, что он всего лишь готовит юношу к вступительным экзаменам и ничего более.

И наконец, были викариха и ее супруг, Лотти и Гревилл Бейкер–Мендвилл. (Пожалуй, самый удачный ход из всего, что я увидел в этом «шедевре».) Викариха шастала по округе и занималась чем угодно, только не своими прямыми обязанностями. Да еще и отвергала помощь людей, разбиравшихся в управлении приходом гораздо лучше ее. А ее муженек сидел дома, и толку от него не было никакого. Он лишь ел шоколад плитками и читал бульварные романчики. Поговаривали, что Гревилл в прошлом совершил что–то ужасное и теперь не может заниматься делами церкви, несмотря на степень в теологии и сан. Он любил заламывать руки, когда был уверен, что его никто не видит.

Я отложил рукопись и поймал себя на мысли, что мне хочется принять душ, чтобы смыть с себя всю эту грязь. Но вместо этого я нашел визитную карточку старшего инспектора Чейза и набрал номер Бедфордского отделения полиции. Когда мне ответили, я попросил его к телефону, но мне вежливо сообщили, что в данный момент он недоступен. Я представился и сообщил, что мне в руки попали важные улики по делу об убийстве в Снаппертон–Мамсли и что я буду дома, так что инспектор может заехать ко мне в любое удобное ему время. Мне пообещали, что непременно передадут сообщение, и я повесил трубку.

Мне захотелось найти на кухне пару щипцов и вышвырнуть пьесу (а точнее, жалкое ее подобие) в мусорную корзину. Но я взял себя в руки и заставил задуматься о том, что написала Эбигейл Уинтертон. Нужно было разобраться, где здесь правда, а где грязные инсинуации. Если, конечно, хоть что–то основывалось на фактах. И неужели Эбигейл Уинтертон действительно надеялась, что ее пьеса дойдет до сцены? И что она пыталась доказать, поливая грязью своих соседей?

Начнем с Тревора Чейза. В его персонаже определенно была весомая доля правдивости. Если верить подруге Эбигейл Уинтертон, Партенопе Фоксуэлл, то Тревор как минимум однажды воспользовался своим положением и соблазнил подростка. Кроме того, не стоит забывать о его поведении с Джайлзом Блитерингтоном, хотя здесь, похоже, его ждало разочарование. Во всяком случае, Джайлзу не мешает присутствие в деревне Тревора Чейза, хотя не исключено, что вначале он чувствовал дискомфорт.

Но что, если Джайлз действительно незаконнорожденный ребенок? У этого предположения имелись определенные основания. Я припомнил газетную вырезку из коллекции Эбигейл Уинтертон о заморской поездке сэра Босуорта Блитерингтона. Даты, связанные с рождением Джайлза и отсутствием Босуорта, наводили на размышления. Но все могло объясняться вполне невинно. А если уж дойдет до проверок, то тест ДНК даст ответы на все вопросы. Интересно, что случится, если я напрямик спрошу Джайлза об этом? От этой перспективы мне стало не по себе. Должен быть другой путь. Хотя в данной ситуации ничего стоящего в голову не шло.

А вот обвинения против Джейн Хардвик были куда более серьезными. При встрече с Джейн я увидел в ней в первую очередь такого же вампира, как и я сам, коллегу, так сказать, которому я мог излить душу. Стоило ли мне принимать все на веру? Тристан Ловелас не сказал про нее ни слова, а уж он предупредил бы меня, если на ее счет были бы сомнения. Любовь Джейн к молодым красивым мужчинам я вполне понимал. Я даже мог представить ее пьющей кровь из этих молодых людей в те дни, когда наших волшебных таблеток еще не было. Но Джейн, с которой я познакомился здесь, в Снаппертон–Мамсли, не походила на ту безрассудную и глупую Джун в пьесе. Эбигейл Уинтертон интуитивно поняла кое–что о Джейн, но далеко не все.

И вопрос сейчас заключался в том, стоит ли мне ставить в известность Джейн. Не станет ли это предметом конфронтации между нами? Или все же показать ей пьесу и вместе посмеяться над ней? Или потребовать объяснений? Признаться, я не хотел ссориться с ней, потому что она меня пугала. Она была вампиром так долго, что и подумать страшно, и, следовательно, она была гораздо мудрее и опаснее меня. Она бы не прожила столько веков среди людей, если бы не могла постоять за себя, и от этого мне еще меньше хотелось задавать ей какие–либо вопросы.

Я решил отложить беседу с Джейн на потом и вернулся к списку подозреваемых. Похоже, Эбигейл вставила семейство Стивенс в пьесу постольку–поскольку. У нее не хватало компромата на них, чтобы считать их серьезными подозреваемыми в деле. Как ни приятно было представлять Эверарда Стивенса хладнокровным убийцей, похоже, это была собака, которая не станет кусаться. А жаль.

Оставались лишь Невилл и Летти Батлер–Мелвилл. Презрение, с которым Эбигейл Уинтертон писала о них, было убийственным. Она недвусмысленно указала на то, кто в этой семейной паре главный. Даже я, человек, знавший их совсем немного, заметил это почти сразу. Но вот что до ее прочих предположений, я не мог решить, насколько они верны. Повинен ли Невилл в смерти Лестера Клидеро? Гнетет ли его все эти годы вина? И что Летти Батлер–Мелвилл готова сделать, чтобы защитить мужа? Могла ли она убить Эбигейл Уинтертон и таким образом предотвратить огласку неприятной истории?