В моём случае эти создания с радостью закружились вокруг меня, нашептывая мне в уши и советуя способ отмщения такой простой, такой лёгкий, но в то же время такой ужасный и устрашающий своей порочностью, что я не могу изложить его здесь на бумаге, чтобы не натолкнуть на мысль об этом какого-нибудь отчаявшегося грешника, чтобы подобно зерну, попавшему в плодородную почву, зло не расцвело пышным цветом.

В любое другое время я с ужасом отшатнулся бы от этих существ и их злопыхательских предложений. Но теперь, в слепой ярости я обратился к ним навстречу и уже готов был воспользоваться их помощью для завершения моей мести, когда моих ушей, словно звон серебряных колокольчиков, коснулись звуки голоса моей возлюбленной, к зову которого я никогда не оставался глух и тон которого проникал в самые глубины моей души. Её голос звал меня, заклиная всем святыми, нашими тесными узами, нашими лучшими надеждами, и, хотя я и не мог сразу и полностью отказаться от мыслей об отмщении, я, тем не менее, тут же устремился к ней, притянутый словно канатом; к той, кого любил, от того, кого ненавидел.

И всё дикое скопище черных дьяволов бросилось за мной, цепляясь за меня, стараясь удержать. Но их усилия слабели по мере того, как усиливался и всё глубже проникал в моё сердце голос любви, чистоты и истины.

Потом я увидел мою возлюбленную, которая стояла в своей комнате, протянув руки и призывая меня к себе. По обеим её сторонам стояли её ангелы-хранители, её окружал стеной кипящий серебряный свет, но по её слову я прошёл сквозь пламя и оказался рядом с ней.

Темная толпа попыталась последовать за мной, но её не пустило пылающее кольцо. Когда я проходил сквозь круг, наиболее наглое из всех существ накинулось на меня, пытаясь вцепиться в меня, но пламя света, словно топка плавильни, опалило его руки. С воплем боли и ярости существо отскочило назад, встреченное хохотом беснующейся толпы себе подобных.

Применив всю силу своего чувства, моя возлюбленная начала умолять меня отказаться от ужасных идей и пообещать ей никогда больше не поддаваться таким низменным мыслям. Она спросила меня, неужели моё чувство мести настолько сильнее, чем моя любовь к ней, что ради него я готов возвести между нами непреодолимый барьер замышляемого мной преступления? Неужели её любовь так мало для меня значит?

Сначала я не хотел — не мог — уступить, но она расплакалась, и моё сердце растаяло, словно её слезы были теплыми каплями крови её раненого сердца и имели свойство растапливать лед. В горькой душевной муке, оттого что я заставил её лить слёзы, я опустился перед ней на колени, и начал молиться о прощении за мои злые мысли. Я молился о том, чтобы меня не лишали её животворящей любви, о том, чтобы она одна оставалась моей мыслью, моей надеждой, моим миром. По мере того, как я молился, темное окружение из духов, которые изо всех сил старались добраться до меня, которые подавали мне знаки, чтобы выманить меня к ним, эти духи рассеялись подобно тому, как исчезает черное облако от дуновения свежего ветра, и скрылись в своем логове, а я, обессиленный, упал у ног моей возлюбленной.

Временами, после того, как это произошло, темные духи пытались приблизиться ко мне, но никогда больше они не смели подойти ко мне вплотную, ведь меня окружала броня её любви, и обещание, которое я дал ей, служило мне щитом.

И вот меня отправили в страну, в моем понимании очень необычную для духовного мира. Эту страну можно назвать Страной Льда и Снега, Страной Вечной Мерзлоты. Там живут все те, кто был холодным и расчетливым в земной жизни, те, кто сокрушил, остудил и заморозил в собственной жизни и в жизни других людей все теплые и сладостные порывы, все чувства, которые несу жизнь сердцу и душе. Они до такой степени растоптали и сокрушили любовь, что в месте их обитания, куда не проникали солнечные лучи, царил ледяной холод.

Среди тех, кого я увидел в этой стране, были государственные деятели из числа тех, кто не любил свою страну и никогда не радел о её благосостоянии. Их волновали лишь своекорыстные выгоды и собственное величие, а передо мной они предстали как обитатели огромных ледяных дворцов на крутых и мерзлых скалистых склонах личных амбиций. Я видел и других, более скромных с виду, обитателей в различных местах той страны, но и они все выглядели окоченевшими от стужи в бесплодной ледяной пустыне жизни, навсегда лишенной тепла и каких бы то ни было эмоциональных всплесков. Я уже познал зло, проистекающее от избытка эмоций и страстей, но теперь я узнал, как велико зло, если чувства полностью отсутствуют. Слава Богу, в этой стране было гораздо меньше обитателей, чем в других местах, ведь какими бы ни были последствия поруганной любви, преодолеть их легче, чем пережить полное отсутствие всех нежных чувств, присущих человеческому сердцу.

Там были выдающиеся люди, представители всех религиозных верований, всех национальностей Земли. Римско-католические кардиналы и священники, строгие и набожные, но холодные и эгоистичные в жизни, пуритане-проповедники, методисты и пресвитерианцы, епископы и служители англиканской церкви, миссионеры, брамины, фарси, египтяне, магометане — короче говоря, в Стране Вечной Мерзлоты можно встретить представителей всех наций. Но ни в одном из них не найти теплоты чувства, достаточной, чтобы растопить хотя бы в малой степени окружающий их лед. Если там появлялась малая толика теплоты, хотя бы не более, чем одна горькая слеза, лед тут же начинал таять, и несчастная душа обретала некое подобие надежды. Там я встретил одного человека, который, как мне показалось, был заключен в ледяную клетку. Хотя прутья её были ледяными, в действительности они обладали свойствами прочной полированной стали. Этот человек некогда был Великим инквизитором в Венеции. Одно имя его нагоняло ужас в сердце любого несчастного, который попадал в когти венецианской инквизиции. Не было имени более известного, чем его имя, но за всю историю его активной жизни не было момента, чтобы его сердца коснулась хотя бы тень жалости к несчастной жертве, заставила бы его отвести в сторону взгляд хотя бы на мгновение, поколебать его ужасное намерение подвергнуть пытке и убить того человека, которого инквизиция отдала ему на расправу. Этот человек, известный своим аскетизмом, не допускал слабостей ни в себе, ни в других. Холодный и безжалостный, он не знал, что значит чувство хотя бы мимолетного сострадания к мучениям других. На лице его застыло выражение холодной и бесстрастной жестокости. У него длинный, тонкий и высоко посаженный нос, заостренный подбородок, высокие и слегка широкие скулы; тонкие, прямые и жесткие губы, которые словно разрез поперек лица; плоский затылок, расширяющийся к ушам, а глубоко посаженные пронзительные глаза смотрели из-под нависших бровей холодным мерцающим стальным взглядом, похожим на взгляд дикого зверя.

Мимо него проходили круговой процессией его многочисленные жертвы, подобные призракам, обезображенные и избитые, растерзанные и кровоточащие после пыток — бледные призраки, блуждающие астральные тени, чья душа навеки покинула их, но которые, тем не менее, продолжали льнуть к этому человеку, лишенные способности разложиться на элементы, но привлеченные магнетизмом этого человека и собравшиеся в цепь вокруг него. Души и все элементы высшего плана покинули тех, которые стали не более, чем астральными оболочками, и тем не менее в них оставалась определенная доля жизнеспособности, которой был лишен лишь тот человек, но не освобожденные духи, некогда обитавшие в его жертвах. Они были тем, из чего состояли призраки, которые достаточно зримо обитают в месте, где произошло убийство человека слишком хорошего, слишком доброго, чтобы продолжительно оставаться на Земле. Они казались убийцам и некоторым другим людям живыми, которым они являлись, но жизнь подобных астральных тел, или призраков, является всего лишь отражением жизни, и она заканчивается, оплаченная необходимой долей раскаяния и угрызений совести, достаточных, чтобы отсечь узы, сковывающие их с их убийцами.

Другие духи, которых я видел в окружении того человека, насмехались над его беспомощностью и укоряли его в своих прошлых страданиях, только вид их был совершенно иным; в их облике присутствовало больше субстанции, у них были мощь, сила и ум, которые отсутствовали в тех, едва различимых тенях. Эти были духами, чья астральная форма содержала заключённую в ней бессмертную душу, хотя сами они прошли такие муки и пытки, что внутри них не было ничего, кроме одного желания — страстного желания отомстить. Эти духи были неутомимы в своих попытках наброситься на своего бывшего обидчика, чтобы разорвать его на куски, и ледяная клетка, в которую он был заключён, была для него одновременно и защитой и вечной тюрьмой. Один, наиболее умный среди всех, изготовил длинный остроконечный шест, который он просунул между прутьями, стараясь достать человека в клетке, и тот активно пытался уклониться в сторону от острия. Другие имели в своем распоряжении острые короткие дротики, которые они бросали через промежутки между прутьями в него. Были и такие, которые плескали на него вонючей и вязкой жидкостью, а временами вся толпа собиралась вместе и единым порывом устремлялась всей массой на штурм, стараясь сломать прутья, которые им, однако, не поддавались. Презренный человек, находящийся внутри клетки, по своему опыту знающий, как крепка его клетка, дразнил их в ответ, с холодным презрением потешаясь над их бесплодными попытками.