Я видел этого человека в Аду, окруженным теми, кому он причинял вред, и преследуемый пустыми призраками тех, кто были слишком добры и чисты, чтобы прибыть в это ужасное место, желая мести своему убийце, подобно тому, как я видел в Стране Вечной Мерзлоты с человеком в ледяной клетке; и в Аду единственной мыслю этого духа был гнев, потому что его власть закончилась на Земле — его единственной мыслью было, как бы присоединиться к другими в Аду столь же жестоким, как и он сам и таким образом все ещё угнетать и пытать. Если бы он имел возможность засудить свои жертвы до смерти во второй раз, то он сделал бы это. В его сердце не было ни жалости, ни раскаяния, только гнев от того, что он стал настолько бессильным. Если бы он обладал чувством сожаления или одной мысли о доброте по отношению к другому, это помогло бы ему и создало бы стену между ним и этими мстительными духами, и его страдания, какими б они не были большими, не увеличились бы, в конце концов, до физического вида, в котором я их созерцал. Тем не менее, его страсть жестокости была настолько большой, что это кормило и раздувало духовное пламя снова и снова к новой жизни, до тех пор, пока последнее не умирало, исчерпанное своей собственной жестокостью. Те злые духи, которых я созерцал, были последним и самым жестоким из его жертв, для которых желание мести не было ещё полностью удовлетворено, в то время как те, которых я созерцал скорчившимися в углу, были теми, кто, больше жаждал мучить его самого непосредственно, но, тем не менее, еще не могли отказать себе в наслаждении созерцать его страдания и его сообщников.

А теперь я увидел этого духа с недавно пробудившейся мыслью о покаянии, он возврался в город, чтобы предупредить других своих братьев из иезуитского братства, и попытаться отговорить их от ошибочного пути. Он еще не осознавал ни отрезка времени, который истёк, как он оставил земную жизнь, ни, что этот город был духовной копией того города, в котором он жил на Землю. Вовремя, мне сказали, что его отошлют обратно на Землю, чтобы он поработал духом, помогающим обучать смертных состраданию и милосердию, которые он не показал в своей собственной жизни, но сначала он должен будет работать здесь в этом тёмном месте, стремясь высвободить души тех, которых он стащил вниз своими преступлениями. Таким образом, я оставил этого человека у дверей этого здания, которое было копией его земного дома, и путешествовал один по городу.

Подобно римскому городу, этот город был изуродован и его красоты были уничтожены преступлениями, которым он был тихим свидетелем; и воздух мне казался наполненным формами темных призраков, воющих и плачущих и волочащих за собой свои тяжелые цепи. Всё пространство, казалось, построенным из живых могил и скрывалось в темно-красном тумане как бы крови и слёз. Это походило на один огромный тюремный дом, стенки которого были построены действиями насилия, разбоя и гнёта.

И поскольку я блуждал там, я видел сон наяву, видел город, каким он был на Земле, прежде чем белый человек вступил на его землю. Я видел мирных первобытных людей, кормивших себя плодами и зёрнами и которые жили в своей детской непосредственности, поклоняясь Всевышнему, под его собственным именем, и тем не менее они поклоняясь ему в духе и в истине — их простая вера и их терпеливая добродетель — результат вдохновения, дарованный им от того Большого Духа, который является универсальным и не принадлежит никаким вероисповеданиям, никаким церквям. Затем я увидел, как пришли белые люди с жаждой золота, стремясь захватить имущество других, а эти простые люди приветствовали их как братьев, и в своей невинности показал им сокровища, которые они собрали в земле — золото, серебро и драгоценности. Затем я увидел вероломство, которым отметил свой путь белый человек; как они грабили и убивали простых туземцев; как они мучили и делали их рабами, принуждая их трудиться в шахтах, пока они не умирали тысячами; как всё доверие, все обещания были сломаны белым человеком, пока вся мирная и счастливая страна не была наполнена слезами и кровью.

Затем я созерцал издали, далеко в Испании, несколько добрых, истинных, доброжелательных людей, души которых были чисты и которые полагали, что только у них была истинная вера, по которой человек может спастись и жить вечно, они считали, что Бог пожертвовал этот Свет только для маленькой части Земли, а всё остальные оставил во мраке и в заблуждении — позволил бесчисленным тысячам погибать, потому что они отрицали этот Свет, но отвёл исключительно тем малую часть Земли, кто были малой группой Его людей.

Я думаю, что эти хорошие и чистые люди так сильно были озабочены вокруг блага тех, которые находились, по их мнению, в заблуждении и ложной вере, что они отправились и переплыли тот неизвестный океан, направляясь к той далёкой стране, чтобы нести там свою систему религии, и дать её тем бедным и простым людям, жизнь которых была такой праведной, благородной и духовной под своей собственной верой, по своим собственным убеждениям.

Я видел, что эти хорошие, но неосведомленные священники высаживались на этот чуждый берег, и я созерцал их работающими везде среди туземцев, распространяющими свои собственные убеждение, уничтожая и разрушая все следы примитивной веры столь, же достойной уважения как и их собственная. Эти священники были добрыми хорошими людьми, которые стремились даже улучшить материальное состояние бедных угнетаемых туземцев, в то же время они также трудились и для своего морального состояния, и на каждой месте там возникали миссии, церкви и школы.

Затем я созерцал большое количество мужчин, священников, а так же много других, прибывших из Испании, жаждущих, не для пользы церкви, не для распространения истин своей религии, но только жаждущих золота этой новой земли, и всего того, что могло служить их собственным удовольствиям; мужчины, которые опозорили жизнь в своей собственной стране, и а они были вынуждены направится к этой чуждой стране, чтобы избежать последствий своих преступлений. Я видел, как эти мужчины пришли в толпы и смешались с теми, мотивы которых были чисты и благородны, пока они не превзошли их численностью, а затем повсюду оттолкнули в сторону благородство, и сделали себя тираническими господами над несчастными туземцами, от имени Святой Христовой Церкви.

И затем я видел инквизицию, как последнее звено в цепи рабства и гнета, торжественно ступавшей по этой несчастной земле, и несчастных людей попавших в полную зависимость от неё, до тех пор, пока почти полностью не исчезли с лица земли; и всюду я созерцал дикую жажду по золоту, которая съедала, как адский огонь, всех тех, кто искал его в той земле. Слепыми были большинство из них ко всем красотам страны, кроме её золота, глухи ко всякой другой мысли, чем как они могут обогатится за счёт её сокровищ; и в следствие этой безумной страсти к богатству в те времена возникла духовная копия земного города в Аду, камень за камнем, крупица по крупице, формировались между собой и городом земных влечений, которые должны опустить один за другим каждого из его злых жителей, для которых по действительно прожитым земным жизням, строятся их духовные поселения для каждого мужчины и женщины. Таким образом, все эти монахи и священники, все эти утончённые леди, все эти солдаты и торговцы, и даже эти несчастные туземцы были опущены в Ад деяниями своих земных жизней, страстями и ненавистью, жадностью золота, горьким чувством неотомщённого вреда и жаждой мести, которую создали эти деяния.

___________________

В дверях большого квадратного здания, малые решётчатые окна которого были похожи на темницу, я остановился, удержанный воплями и криками, которые исходили от него; затем ведомый таинственным голосом моего невидимого проводника я вошёл и следуя по звукам, скоро попал в камеру подземной темницы. Здесь я нашел большое число духов, обступивших человека, который был прикован к стенке железным поясом, окружавшим его вокруг талии. Его дико сверкающие глаза, взъерошенные волосы и изодранная одежда подсказывали, что он был там уже много лет, в то время как глубоко впалые щёки и кости, проступавшие через его кожу, подсказывали, как если бы он умер от голодной смерти; тем не менее я знал, что здесь не было никакой смерти, никакого облегчения от страданий. Около него находился другой человека со сложенными руками и склонённой головой, опустошенный взгляд которого и его телосложение со многими не зарубцевавшимися ранами, сделали его более жалкого объекта чем другой, хотя он и был свободен, в то время как другой был прикован к стене. Вокруг них обоих танцевали и вопили другие духи, все дикие, жестокие и деградированные. Некоторые из них были индийцами, некоторые испанцами, а один или два смотрелись, как англичане. Все были заняты одной и той же работой — бросали острые ножи в закованного человека, которые никогда, как казалось, не могли его поразить, грозя кулаками в его лицо, проклиная и понося его, как ни странно, без того, чтобы действительно быть в состоянии его дотронутся, и всё это время там мужчина стоял прикованным к стенке, неспособный двигаться или убегать от них. И там стоял тот другой мужчина, безмолвно наблюдавший за ним.