Это было зарево портала.

Видимо, это понял и Майр, потому что приказал эскадрону перестроиться: фарфоровые бойцы пропускали вперёд наших полулошадей-огнемётчиков.

Уже не было ни малейшего смысла даже условно изображать скрытность — и костяшки засветили лампы-глаза. В свете этих ламп стали чётко видны и дорога, и придорожная канава, и кусты за ней, и чёрные лесные деревья.

— Наденьте каску, леди Карла, — сказал Ильк. — Вот-вот начнётся.

— Я забыла на хуторе, — сказала я, постаравшись сделать голос виноватым. — Ты не беспокойся…

Ильк не ответил, только выпрямился в седле — и я заметила, что рядом каким-то чудом снова оказался Гинли. У этих парней, похоже, был собственный тайный телеграф.

Над нами мелькнула неуклюжая тень — перепутать жруна с драконом было просто невозможно. Наши шуганули его залпом из винтовок, но жрун летел высоко и не собирался снижаться и атаковать: он сделал над лесом широкий круг и растворился в рыжем свечении. Разведка.

И Дар полыхнул во мне, как еле тлевший костёр, в который щедро плеснули горючки! Я поняла, что те, около портала, сейчас поднимут сторожевых полулошадей, крикнула: «Майр, внимание, где-то здесь полулошади!» — и Майр рявкнул:

— Внимание!

Но, кажется, наши товарищи-огнемётчики поняли или почуяли точнее и лучше, чем мы. Они рванули вперёд так дружно и так стремительно, что дорога и лес загудели от ударов копыт. Они и приняли первый, самый страшный удар.

Я почти ничего не увидела — и из-за спины Илька, и из-за того, что эта кошмарная бойня случилась не меньше чем шагах в пятистах от нас. Может, и больше: наши полулошади здорово оторвались. Я увидела только столбы и клубы бушующего огня, — стену огня, почти такого же ужасного, как драконий, — и небо почернело от дыма. Всё окутало дымной тьмой. Почти никаких звуков оттуда до нас не долетало, только довольно редкие выстрелы — тех полулошадей, которые предпочли стрелять, а не извергать огонь — и рёв пламени.

Кавалеристы перешли на шаг. Я привстала в стременах и смотрела через плечо Илька на огненный шторм впереди — и думала: это должны быть мы. Это кавалеристы должны были идти через пламя. Интересно: хоть кто-нибудь прорвался бы?

Стена огня, отделившая нас от портала, видимо, мешала и тем, с другой стороны. Во всяком случае, через неё никто не пытался пробиться. Жрун-разведчик, снова появившийся в небесном дыму, обнаружил себя струёй пламени, получил, видимо, пулю и исчез где-то в пожаре.

— Что ж они делают! — простонал у меня за спиной Индар. — Идиоты! Они же мешают простецам, не бельмеса ведь не видно…

— Эскадрон, приготовиться! — рявкнул Майр. — Ильк, тебе особенно.

— Отпустите плащ-палатку, леди Карла, — сказал Ильк.

— Зачем ещё? — удивилась я, но уже через секунду поняла, зачем.

Ильк её снял. Потому что я бросила на хуторах свою, а меня надо было хоть чем-то защитить. Мы вылили на плащ-палатку всю драгоценную воду — и Ильк накрыл меня с головой, а свешивающаяся пола укрыла Тяпку.

— Вдохните глубже, милая леди, — сказал он. — Не надо там дышать, грудь себе сожжёте.

И эскадрон полетел через огонь.

Как я понимаю, меня спасли три вещи: Дар, плащ-палатка и скорость. Эскадрон промахнул пожар настолько быстро, насколько хватило скорости у костяшек. Я думаю, на это ушло не больше минуты-двух.

Мне они показались мучительной вечностью без воздуха, в адском пекле. Я успела подумать, что тут-то мне и конец. Но Дар, кажется, сработал, как, говорят, работает пожар, пущенный навстречу пожару. Или мне померещилось… Во всяком случае, когда Ильк сдёрнул плащ-палатку с моей головы, я удивилась, что жива, а отвратительный воздух, пропитанный гарью, страшной вонью горящей плоти и дымом, показался божественно ароматным.

В мечущемся свете пожара и ламп я увидела повёрнутое ко мне закопчённое тонкое лицо Илька с опалёнными под корень ресницами и высоким лбом: на нём не было парика с шикарной чёлкой.

— Парик сгорел, брат? — спросила я глупо.

— Вы целы, леди, — радостно сказал Ильк. — Слава Богу. Выдвигаемся.

И тут же загрохотали выстрелы вокруг. Гинли, который так и держался поблизости, смахнул горящий погон, как пыль, и выстрелил куда-то вперёд. Я поняла: это не конец, а самая середина.

Атаки.

Впереди открыли огонь из пулемётов, так близко он показался мне не стрекотом, а грохотом — и я услышала дикий звук, какой-то утробный булькающий вой. От этого звука и от того, что издавало его, у меня поднялись дыбом волоски на руках. Внезапно стало намного светлее — и это был не мечущийся красный свет пожара, а что-то совсем другое, ровнее.

Пулемёты теперь, кажется, грохотали отовсюду, что-то впереди выло и стонало. Меня накрыло тошной волной отвращения и жути, памятной волной, понятной.