— Вообще, есть шанс, что он наведёт нас на своих дружков-контрабандистов, — протянула Килара, — но чёрт с ним. Ежели такой мутный, как ты говоришь, лучше бы взять его сразу, да направить на допрос ребятам в Монхарбе.

Волшебник кивнул, а потом отошёл на несколько шагов и расположился на широком камне, сохранившим запас солнечного тепла. Там он достал маленький артефакт-светильник, а потом начал проводить свои манипуляции по поиску цели.

Западный ветер с гор Нил-Бурат принёс с собой ночной осенний холод. Звёзды над головой проступили резче и отчётливее. Килара отвернулась и стала наблюдать за погрузкой.

— Дунора! — крикнула она. — Не забудь про тайник с серебром, под склоном!

— Само собой, — ответила та.

Один небольшой караван из семи человек рассчитался сразу двенадцатью кило серебра — уж больно много они тащили всего, проходящего по категории «подозрительное». А контрабанду женщины пропускали, хоть и не всю — по решению Маутнера, само собой.

Таскать с собой взятку такой массы никто не хотел, а потому прикопали всё под склоном.

Воительница взглянула в направлении Монхарба. Местечко, конечно, то ещё, но хотя бы ночи тёплые. А Килара уже не девочка, чтобы ночь за ночью спать на холодной, жёсткой земле. Они три дня ждали этой смены, и все кости напоминали ей об этом глухой болью.

— Ничего, — тихо шепнула та себе под нос. — Наладим здесь поток и свалим. Правда не на отдых, а решать очередные Двуликим целованные проблемы, будто бы все мы не устали, как черти в сраном аду.

«Похоже, все сходятся на том, что „Бессмертный император“ был человеком крайне подозрительным. Страх имеет множество обличий, но опаснее всего он тогда, когда сочетается с властью и постоянной неуверенностью».

Эберк Мэриме, глава службы разведки республики Аспил.

Таскол, взгляд со стороны

Милену не привели прямо к Силакви, как она ожидала. Вместо этого её доставили в командированный сторожевой гарнизон на остаток ночи. Она была избита, едва не изнасилована и очень страдала от того злобного отсутствия почтения, которое часто бывает присуще слугам, считающим своего хозяина врагом. Императрица не спала, и её не освободили от цепей. Она была вынуждена избавляться от жидкости, не снимая одежды.

На рассвете прибыла вторая рота рыцарей веры, принадлежавших к элитной службе телохранителей самогo высшего жреца. Во главе роты находился сам Фраус Гарбсон — паладин веры и приближённый Киана.

Между рыцарями разгорелся спор, и каким-то образом их крики перешли в совместную экзекуцию — за которой последовало поспешное бегство троих мужчин, ранее присматривавших за Миленой. Новоприбывшим не понравились условия её содержания.

Блистая своей парадной формой, элитные воины вывели императрицу обратно на улицу. Эти люди, по крайней мере, обращались с ней прилично и уважительно, хотя и не сняли с женщины цепи. У Мирадель не хватило духу даже открыть рот, не говоря уже о том, чтобы умолять об облегчении условий перемещения, и поэтому она нашла свой путь к случайному достоинству, какое зачастую возникает от шока и изнеможения.

Она шаркала и спотыкалась в сковывающих её лодыжки цепях — женщина, казавшаяся карликом в сияющей колонне рослых мужчин. Было ещё раннее утро, так что солнце не касалось ничего, кроме неба, оставляя улицы холодными и серыми. Несмотря на это, всё больше и больше горожан собиралось вокруг, когда они пробирались к Аллее Жрецов, вытягивая шеи и иногда подпрыгивая, чтобы взглянуть на неё.

— Святая императрица! — слышала она, как кто-то кричал беспорядочным, прерывистым хором. Но периодически к этим крикам добавлялись другие: «Кровавая императрица!», «Предательница!», «Шлюха!»

Крики, очевидно, опередили их небольшой строй, ибо с каждым поворотом становилось всё больше людей, толпящихся и толкающихся вокруг конвоя на улицах, свесивших головы из окон и с крыш домов, с затуманенными от сна и удивления глазами. Милена видела представителей всех сословий и профессий, мельком видела лица, которые скорбели, которые праздновали, которые увещевали её быть сильной. Они не ободряли, но и не отталкивали.

Рыцари веры проталкивались вперёд, выкрикивая предупреждения, отталкивая самых наглых или даже нанося им удары кулаками. Вместо сосредоточенности, на лицах горожан появлялось всё больше и больше разочарования и тревоги. Фраус Гарбсон, в своём парадном камзоле, величественно махнул рукой, приказав использовать мечи в ножнах, заместо дубин.

Мирадель своими глазами видела, как насилие порождает насилие — и обнаружила, что ей всё равно.

Те, кто следовал за ними, продолжили свой путь. Те, кто стоял впереди, кричали, будя целые кварталы столицы, по которой шли, вытягивая всё больше и больше людей на улицы. К тому времени, когда они повернули на Аллею Жрецов, марш превратился в бегущее сражение.

Горожане продолжали накапливаться, и их желчь росла пропорционально их численности. Милена видела, как многие из них собирали камни, бросая их в сторону то ли её самой, то ли сопровождающих женщину рыцарей веры.