Впрочем, возможно что она зря наговаривала про них. Быть может, все её приближённые были измотаны также, как она сама. Может, просто тосковали по той жизни, которую знали до Силакви и его переворота. Может, были напуганы сражающимися толпами. Может, они действительно верили ему…

Какова бы ни была причина, но что-то произошло, когда императрица взглянула на них. Несмотря на вышитые знаки отличия на их одеждах, несмотря на их украшенные драгоценными камнями кольца, несмотря на гордость и честолюбие, присущие их высокому положению, они стали простыми людьми, сбитыми с толку и сражающимися на равных, вместе. Не имело значения, кто совершил ошибку, кто предал или кто нанёс ей вред. Не имело значения, кто умер…

Они были просто сподвижниками Дэсарандеса Мираделя — и мир шумел вокруг них.

Киан снова занял своё место перед алтарём, и Милена поймала себя на том, что наблюдает за ним с простодушным удивлением деревенского прихожанина, смаргивая слёзы, которые больше не жгли её. Казалось, что высший жрец светился, и не только из-за накладывающихся друг на друга колец света, отбрасываемых висящими светильниками-артефактами, но и потому, что императрица теперь видела его новыми глазами.

И внезапно Мирадель поняла, что видит свой прошлый путь со всеми её потерями и ненавистью. Каким-то образом она теперь знала, что вместе с Силакви они найдут способ удержать Империю, независимо от того, верит в них её прoклятый муж или нет. Вернётся он или нет. Заменит Империю на более точный и полезный инструмент или нет.

«Всё наладится», — осознала женщина, отчего не сумела удержать полную счастья улыбку.

— Мы устроим официальное примирение, — сказал Киан тёплым, неформальным тоном, — что-нибудь для масс. Но сейчас я хочу, чтобы все вы стали свидетелями того, что мы ви…

И тут появился он — одетый только в набедренную повязку, он шагал среди золотых идолов войны и рождения, шёл с того места, где он всегда стоял, единственного места, которое ускользнуло от всеобщего внимания — единственного незаметного места, которое существует в каждой комнате мира.

Нанятый ею «забытый».

Он шагнул из темноты. Он выглядел твёрдым, как нечто среднее между чёрной плотью и серым камнем. Три бесшумных шага. Но Силакви услышал их и обернулся. Его лицо казалось бесстрастным, лишённым шока, удивления или каких-либо других эмоций. Каким-то образом Мирадель поняла, что высший жрец обернулся лишь из любопытства, настолько он был уверен в своей безопасности. Он повернулся как раз в тот момент, когда мужчина вонзил свой выщербленный, покрытый рунами клинок между его шеей и ключицей. На миг Милене показалось, что она увидела странную вспышку. Будто бы разорвалась какая-то тонкая, едва заметная нить, но моргнув женщина более её не заметила. Да и странно было бы увидеть, как «Разрыватель» обрывает связь между человеком и богом. Ту уникальную вещь, которая позволяла смертным использовать чужие заёмные силы.

В остальном же, в нападении не было ничего примечательного, никакого проявления нечеловеческой скорости или способностей — только три шага от места, которое не было замечено, до места, которое не охранялось. Своего рода разрядка неизбежного.

Фигура тут же выдернула меч обратно, окропив пол храма вереницей красных капель.

Высший жрец Хореса посмотрел на него сверху вниз, как будто это была муха или пчела…

И Мирадель успела лишь втянуть воздух ртом, до того как Силакви издал шипящий звук и упал на колени.

— Милена… — прохрипел он, — ты… должна сказать Дэ… что ги…

Глаза Киана округлились, уставившись в символическую пустоту. А потом он рухнул набок. Его выкрашенная борода измазалась в натёкшей на пол крови, после чего высший жрец умер у ног нанятого ею убийцы.

Повинуясь рефлексу, императрица повернулась к изумлённым лицам и подняла руки, чтобы утихомирить крики всполошившихся рыцарей веры и наиболее воинственных министров. Вдалеке, во мраке, было видно, как в их сторону бежит Фраус Гарбсон и его верные воины.

Женщина чувствовала, что «забытый» неподвижно замер у неё за спиной. Почему он не убежал?

— Всем стоять! — воскликнула Мирадель. — Я сказала, стоять!

Все, кто был рядом с ней, замолчали и замерли. Некоторые даже вздрогнули от неожиданности.

— Роддерк Хиторн, ты всё ещё носишь с собой шедевры магической коллекции? — спросила Милена у министра контроля магии, гильдии и школ. — По прежнему ли огонь твоей души служит Империи?

Старик без колебаний заковылял к ней. Костлявые руки без всякого сомнения достали могущественные и полностью заряженные артефакты, способные обрушить здание всего храма. В следующий миг вокруг него и Милены вспыхнули магические барьеры.

Ближайшие воины Гарбсона замедлили бег и перешли на настороженную рысь, хотя их клинки по-прежнему были высоко подняты. Позади выстраивались солдаты с ружьями.

— То, что вы видели — работа нашего императора! — закричала Мирадель, и голос её был силён, несмотря на железную усталость. У неё не было сил, чтобы страдать.

Женщина знала, как должна выглядеть: нищая, дикая и окровавленная, окутанная бледно-пылающими контурами сразу нескольких чародейских барьеров. Тем не менее она стояла перед ними, словно облачённая в полное императорское великолепие, зная, что противоречие между позой и внешним видом будет ассоциироваться с божественным откровением.