Харакилтус Лиграгас, «Очерк о достоинстве».

Таскол, взгляд со стороны

— Лови! — с ухмылкой крикнула ему Милена…

Но яблоко и так уже у него в руке.

В широком, мрачном, но полном людей центральном храме Хореса посланник Аммы неподвижно застыл возле статуй, посвящённых ложному богу и его последователям. Перед ним лежало окровавленное тело высшего жреца, а с «Обрывателя» стекала кровь.

Он убрал клинок в складки своей набедренной повязки и более не пошевелился, пока слуги и рыцари веры бережно поднимали труп, разместив его на украшенных носилках. Из шести человек четверо плюнули убийце под ноги.

Через некоторое время за ним пришли гвардейцы. Когда посланник пошёл вместе с ними, то оглянулся и увидел самого себя, стоящего над телом Киана Силакви.

Звуки горнов разрывали воздух, бередили небо и дождливые облака. Богиня смотрела на него сквозь трещины своей тюрьмы, которая всё ещё держалась и не выпускала её наружу. Даже ритуал Фиры, которая провела его с кровью и семенем избранного, не разрушил клеть окончательно.

Императрица жадно хлестала вино, поглощая его прямо из кувшина. Он видел это, стоило лишь перевести взгляд.

— Лови!..

Он омывал руки в дворцовом фонтане, отчего вода приобрела цвет ржавчины.

К ним присоединился болезненно худой и нескладный юноша, Сарг Кюннет, чьими знаниями Мирадель решила воспользоваться.

— В любом случае, это была дурацкая игра, — пожала плечами Ольтея.

— Лови! — бросила императрица яблоко.

Руки погружались в воду, пачкая её алым облачком.

— Как ты это сделал? — смотрела Милена ему в глаза.

Капли, красные, как рубины, висели на его пальцах. Посланник наклонил голову и прислушался. Вода шептала, столь тихо, что едва можно было услышать, но он слышал. В журчании была она, Амманиэль.

Горны продолжали реветь, а город рушиться.

— Лови!

Дворец осыпался, словно состоял из песка. Темница трескалась, пропуская сквозь себя длинные ободранные руки. Дэсарандес пошатнулся, а потом пал, зажимая смертельную рану. Двуликий вопил, не в силах преодолеть силу «Обрывателя», как не смог обойти её со своим высшим жрецом.

Посланник развернулся и посмотрел на холмы, по которым шла его фигура. Зелёные пастбища, ныне захваченные кашмирцами. А там, с другой стороны, во дворце Ороз-Хор, стояла ещё одна его фигура, застыв прямо позади императрицы.

Всё уже случилось. Всё уже кончилось.

Таскол, взгляд со стороны

Дэсарандес однажды сказал своей жене: «Если настанет момент, когда ты не сможешь доверять даже самым верным слугам, ищи утешение в их жадности. Раздавай свою власть как милостыню, как молоко, и они, словно котята, прибегут к тебе. Ничто не делает людей настолько кроткими, как честолюбие».

И они бежали к ней.

Явившись во дворец, вместе с найденной ею Ольтеей, Милена сходу столкнулась со своей кухаркой, которая рухнула прямо к её ногам.

— Ваше величество! Вы вернулись к нам! — зарыдала она.

Следом начали вылезать остальные, отчего двор и окрестности заполнились знакомыми лицами, которые выползли, как тараканы, когда гасят свечу. Десятки слуг, знакомых стражников, придворных, чиновников…

Невзирая на всеобщую панику, весть о смерти Силакви и фактической реставрации монархии пронеслась по улицам Таскола, и души, пострадавшие от совершённого высшим жрецом переворота, вновь начали стекаться во дворцовый квартал, бывший их родным домом.

Чего уж, за самой Миленой уже держалась целая процессия, а вокруг собиралась самая настоящая армия, наполовину состоящая из гвардейцев, чья верность оказалась крайне переменчивой, несмотря на все ранее принесённые клятвы.

Мирадель остановилась, не в силах продолжить путь. Слёзы радости текли из её глаз. Она вернулась. И рядом была Ольтея, которую несли на носилках, прикрытую тонкой простынёй — лишь голова высовывалась из-под ткани.

В Ороз-Хоре женщина тут же отдала приказ привести её любовницу в надлежащий вид: помыть, очистить, переодеть, долечить, накормить… Список был длинным, но привычным, а потому слуги сноровисто кивали, передавая друг другу короткие распоряжения, от старшего к младшему.

— Милена… — едва слышно прохрипела Ольтея, — нет… не пропадай…

— Всё будет хорошо, милая моя, — императрица с трудом нашла в себе силы улыбнуться. — Мне надо разобраться с кое-какими делами. Слышишь эти горны? Кашмирцы идут. Я нужна своему народу.

Мирадель коснулась щеки своей возлюбленной, а потом утёрла глаза тыльной стороной руки и кивнула слугам, которые сноровисто поволокли носилки на верх, на ходу определяясь, в какую купальню доставлять воду и следует ли привлечь дворцовых магов. Но Милена уже отвернулась, зная, что те сделают всё, что будет нужно.