Карлик с минуту смотрел на меня, как будто сомневаясь, но присутствие Оркуса и Атафона спасло меня.

Когда Атафон подошел к ужасающим существам в тени, Оркус пробормотал:

– Если бы вы могли прибыть сюда один, ваши слезы, которые на поверхности являются доказательством величия и любви, были бы причиной для того, чтобы вы были скованы цепью вместе с теми существами.

Я проследил глазами за жестом Оркуса, выраженным в его протянутой руке, и меня охватила ужасная дрожь страха по всему телу. Я понял, что в этих регионах только два условия аккредитовали дух: либо огромный духовный подъем, либо колоссальная задержка, близкая к бессознательному. Духов высокого положения уважали, и злые духи, правившие тьмой, им подчинялись. Остальные были безжалостно порабощены. Слеза на глазах была признаком опасности. Мы можем погрузиться в беспрецедентные страдания. Безмятежное превосходство тех, кто умел любить, не теряя себя, держало палачей в страхе. Их не пугала слабость людей с благими намерениями. Как трудно мне было подобраться к этим скованным существам! От них исходил отвратительный запах. Конечности выглядели гнилыми, а налитые кровью глаза на лице напоминали две бледные маленькие луны.

Я обратил внимание Оркуса на то, что у них два глаза. Оркус пояснил:

– Это духи, недавно спустившиеся в глубины этой бездны. Однако обратите внимание, что глаза тусклые или непрозрачные. У них нет зрения.

Они смотрели на «Землю» в том, что люди могли бы назвать «чувственным гипнозом».

Желание и чувственность, проявляемые взглядами в желании близости женщины или применение визуального магнетизма для низкоуровневого завоевания и любви, изнашивают волокна периспирита и ослепляют существо на многие тысячелетия. Они ослеплены любовью и страстью.

Я замолчал и задумался. Я никогда не предполагал, что глаза, горящие необузданной страстью чувств, обречены на гибель.

Злая любовь разрушает сам инструмент, через который она передается.

Оркус одним взглядом продемонстрировал мои глубокие размышления и добавил к моей мысли:

– То, о чем вы думаете, сын мой, соответствует самой точной реальности, однако хорошо уточнить, что любящий и дружелюбный взгляд, истинно искренний, примененный в настоящей любви, подчиняющейся исполнению Закона, строит дорогу к бессмертию. Это тот же закон, который устанавливает вероятности роста и падения, который мы изучали ранее. Материализуется любовь ко злу и материальным вещам. Любовь к добру и к духовным вещам одухотворяет.

Все повсюду затрагивает свет и тень. Та же энергия зависит только от направления. Поэтому Евангелие - компас ...

Разумное наблюдение Оркуса произвело на меня глубокое впечатление.

Атафон двигался дальше вглубь земли, и я заметил, что он приближался к этим «ободранным» созданиям - выражение, которое мы используем, чтобы дать представление об их состоянии. Мы обнаружили, что их перисприт, хотя и организм электромагнитной природы и бесконечно далекий от того, что мы называем плотью, был разорван на части, показывая члены, которым не хватало огромных частей. У большинства были пустые глазницы. И мы говорим «большинство», потому что их выстроили в настоящую толпу в несколько тысяч человек. Зал в виде огромного плато напоминал огромную плиту, на которой бессознательные или полусознательные существа оставались брошенными в состоянии, которое, если не смерть, то тоже не было жизнью.

Женщина, чьи изрезанные и ослабленные конечности напоминали сухое разорванное дерево, пораженное яростью шторма, заговорила с нами неразборчиво. Мы перестали её слышать.

– Вы знаете, кто это?
– спросил Оркус.

Я смотрел на женщину, как будто созерцая невообразимые руины, и не мог вспомнить этих чудовищных черт. Кто бы это был?

– Жена Цезаря ...

Мой тревожный взгляд искал Оркуса. Викторина, чтобы узнать больше. Он понял, но ничего не сказал. Я увидел, что ему неудобно раскрывать мне больше. Однако с того часа меня привлекла странная сила к этой женщине. Был ли я тем Цезарем? Которым из?

Я стал сострадательным. Но Оркус меня предупредил.

– Как бы мы ни любили кого-то, иногда существо бросается в пропасть настолько глубоко, что мы ничего не можем сделать в его пользу. Только Закон Божий, неумолимый, жесткий, но милосердный, спасает тех, кто явно заблудился. Каждый спасается сам по себе по наитию милости Отца. «Нисходящие и восходящие» - это потоки жизни.

Я шел, оглядываясь. Оркус тащил меня за руку. Помимо ужаса этой злой формы я почувствовал сердце, которое не любило меня, но которое я всегда любил.

– Вы не были Цезарем, - добавил Оркус, - а только тем, кто любил ее. Та, которая всегда мечтала о великолепии дворов и королевств, отказываясь от настоящей любви, падала от капли к капле до точки, которую вы видели. В этих стеклянных глазах и в бессознательном состоянии она все еще мечтает о толпе и дворцах Цезаря. Для неё все здесь покрыто золотом и пурпуром. Однако для нас она отображает только гниль и грязь. Однако однажды она вернется в Рай. Царство Божье, сын мой, создано из простоты и любви. Сокровища этого царства - только настоящая привязанность и бессмертная любовь.

Оркус замолчал. Отошедший Атафон махнул рукой.

– Спешим.

Группа «людей», сбившаяся в кучу, как куча травы или соломы, ждала нас для изучения. Они были похожи на скелеты. Хотя у них не было никакого мяса на гладкой кости, они стонали, как будто у них было горло и язык. Странные стоны доносятся из навозной кучи!

Мы созерцаем беспрецедентное зрелище! Среди костлявых голосов бормотали слова страсти и боли.

– Что это за существа?
– спросил я глубоко удивленно.

– Это духи тех, кто твердо верил, что после смерти от них ничего не останется и будут улыбаться только заброшенные скелеты. Настолько велика была ментализация в этом смысле, что они приняли ту форму, которую вы видите.