Их было огромное количество, а уровни или города были бесконечны.

Атафон, возможно, не обращая внимания на присутствие Неродиана, продолжал учить:

– То, как они появляются, деформируется, изнашиваются и ухудшаются — это Ум, хотя и не ретроградный, постепенно теряет способность к выражению и начинает процесс парализации своих самых сокровенных движений. Вот и они на пороге второй смерти. Если бы не было этого ресурса природы, выражающего Закон Бога, который все еще хочет спасти, все было бы потеряно!

– И действительно ли имеет место вторая смерть?
– сокрушенно взмолился я.

– Да, сын мой, вторая смерть - это реальность. Кто-то умирает в низшем мире из-за встречи с плотнейшими вибрирующими полосами из-за окаменения или минерализации периспирита, если мы можем выразиться таким образом, или умирает во второй раз, когда периспритный проводник теряется в высших сферах при завоевании более тонкого и очищенного. В любом случае происходит атомный распад.

– И разум когда-нибудь распадется?
– я рискнул задать вопрос.

– Разрушение бытия в его величайшей интимности, которым является разум, мой сын, священная твердыня божественности, также может произойти, но это будет понято только позже.

– И разве бессмертие не гарантирует целостности ума?

– Структура разума, который когда-то стал человеческим и которое движется к ангельскому уровню, похоже на состояние атома, которое изначально было почти необъяснимо для науки о Земле и так легко понять сегодня.

Атафон посмотрел на падших существ, которые остались там, объятые Землей.

– Тайна Универсальной Жизни по-прежнему является вызовом науке и пониманию людей. Однако Бог в Своем величии и благости дает нам новые органы восприятия, которые заставляют нас выйти из тьмы на свет.

Возвышенный дух гладил, по обычаю, одного из спящих падших, и существо, заключенное в себе, казалось, совершало движения, как будто они что-то воспринимало. Оно напоминало движущегося слизня.

– Еще остались некоторые вибрации, - добавил Оркус, - которые до этого момента хранили молчание.

Неродиан был в восторге от конца урока.

В доказательство того, что он говорил, Атафон погладил другого из этих дремлющих существ, спящих так глубоко, как если бы они были мертвы, при этом последние не совершали никаких движений, какими бы незаметными они ни были, и не показывали никакой формы жизни.

Галереи с эмбрионами разворачивались во всех направлениях, как мы вскоре могли видеть.

Успех визита взволновал Неродиано, который решил открыть для нас все двери. По лицу Великого Тюремщика было видно, что он был счастлив наблюдать за этими несчастными. На самом деле, не считая фантастического положения гелеобразной пещеры и глубины, на которой она оказалась, мы могли бы признать ее специализированным отделом или лабораторией. Бог в своей безмерной милости протянул руки, чтобы поддержать павших, позволив им пройти стажировку в промежуточной области.

Фактически, то, что поначалу могло показаться злом, - это Добрый Спаситель, который пришел встретить тех, кто заблудился.

Крупный конвейер, работающий по незнакомому мне механизму, был наиболее подходящим определением.

После этого Атафон выразил благодарность Неродиано, и мы уже собирались уходить, когда заметили прибытие «другой рыбы», которая быстро поплыла нам навстречу.

– Как дела у моего сына?
– Спросила рыба, которую я смог быстро определить, что это женщина. Она не обратила на нас внимания и не поздоровалась. Остальные окружили Неродиана. Их было шесть.

Чудовище ответило ей даже с некоторой деликатностью.

– Хорошо идут. Он под моей особой заботой.

– Он подавал признаки жизни?
– она продолжила.

– Нет. Ничего не показал.

Было видно, что тема нас сразу заинтересовала. Мы были удивлены. Неужели материнский инстинкт преобладал даже в глубине бездны?

– Я хотела увидеть в его. Это возможно?
– Она спросила.

Неродиан кивнул, и они оба направились к большой полке недалеко от нас.

Мы видели, что Неродиан свернул один из этих овоидов. Мать ласкала его, обнимала и отчаянно плакала.

– Сын мой, сын мой! Когда ты снова узнаешь меня?

Ее отчаяние было настолько велико, что оно тронуло нас.

Я никогда не мог представить, что в тех краях можно ощущать чувства и любось!

Однако был красноречивый и живой факт.

Как ужасно было созерцать мать, которая обращалась к заключенному в себе сыну!

От него не исходило ни звука, ни слова, ни движения.

Бессильная, она дико вскрикнула:

– Проклятые драконы, которые заточают и порабощают нас! Потому что они сделали это с моим сыном! Будь прокляты они все!