А с Унар-аша вообще для них все неплохо сложилось. Численность маловата, чтобы противостоять им ножом и ядом, конечно были исключения, но редкие, а денег с заказов можно заработать немало, так что грех их не отжать. Да и вообще, кто любит этих «тихушников», верно? Вот Мира и боялась, что сейчас на неё обратят внимание целых семь этих головорезов. Нет, конечно она могла постоять за себя, что доказывали два кинжала на её поясе, но она была скорее шпионом и вором, чем ассасином. Да и ассасин не сможет завалить даже пятерых хороших бойцов ближнего боя, когда вы на коротке, да и они знают о твоём существовании. Убить пару десятков человек, перерезав спящим горло, или же отравить, он сможет, но в открытом бою победить их вряд-ли сможет даже мастер.

Поэтому, зайдя в зал, и прикрыв за собой дверь, я натянула свой капюшон поглубже и тихонечко, лавируя меж столов, направилась к барной стойке. Вот только капюшон меня и подвел. Когда до бара оставалась треть пути, я повернула голову на громкий возглас одного из посетителей, при этом продолжая шагать, и тут-же врезалась будто в каменную стену.

Упав на попку, я болезненно поморщилась и подняла взгляд. И тут я поняла сразу три вещи. Капюшон и часть плаща спали, открывая вид на отличительный знак веры Унар-аша, врезалась я вовсе не в стену, а напоролась на берсерка. И третья вещь которую я поняла, по ехидному оскалу этого бородатого бугая, с характерным для берсеркеров тату на шее — мне конец.

— Оп-па. Парни! — обратился он к компании из шести головорезов сидевших за столом неподалеку, — Кажись тут тихушник, да не простой, а целый младший жрец Унар-аша. — добавил он заметив два вышитых серебряных стилета по бокам щита, и расхохотался, пнув меня в грудь.

Под дружный гогот и веселье он поднял меня за грудки и кинул на пол к ногам своих товарищей, — Ну чё парни, а вы говорили, что тут, среди всех этих воришек будет скучно!

— Верно, господин Барс, ошиблись мы похоже! — сказав это один из наемников поднялся, и толкнул меня в спину, в сторону еще одного товарища.

Минут пять я получала обидные и болезненные оплеухи и пинки, под тупые шутки этих дуболомов. Я конечно-же было потянулась к кинжалам, но мне просто врезали кулаком в солнечное сплетение, и пока я пыталась вздохнуть хоть каплю воздуха, забрали и деньги, и оружие, хоть письмо не нашли под одеждой. Выбив сустав кисти правой руки, мол «чтоб не дергался крысёныш».

И все уже подходило к тому, что меня окончательно изобьют до состояния не стояния и прирежут где-нибудь в ближайшей подворотне. Но тут я свалилась от очередного пинка, и мутным от слез обиды взглядом посмотрела в сторону лестницы на второй этаж. А оттуда шел очень странный тип.

Почему мне этот человек показался странным? Все из-за того, что держался он не так как обычные посетители этого заведения. Походка скользящая и стремительная, но при этом мягкая и бесшумная, словно у хищника. Нет, тут, в этом заведении мирных людей не бывало. Вот только если все они казались волками, что стараются не привлекать к своей шкуре лишнего внимания, то этот хищник шел так, буд-то мифический дракон среди маленьких щенят, у которых зубки только прорезались.

Взгляд его был прям, как клинок бастарда, и холоден как горный ручей, в отличии от хоть и холодного, но постоянно «бегающего» взгляда обычного убийцы или воришки. Одет он был в кожаные, явно дорогие сапоги, и плащ накинутый на плечи. Из-под плаща, в свете люстры, поблескивала железная кольчуга. Подойдя на расстояние трех шагов, он широко и открыто улыбнулся. Правда вот эта «добренькая» улыбка, на фоне его бледноватого, холодного лица и острого взгляда золотистых глаз, смотрелась скорее как на мяснике, чем на добром парне лет двадцати.

— А какого черта, в это приличное заведение, пустили стадо свиней, даже не удосужившись при этом их запечь и приперчить?

Пролетел его громкий и четкий вопрос над всей таверной, словно гром среди ясного неба. И наступила удивительная для таких мест тишина. Она длилась двадцать ударов сердца, пока не переварив сказанное, офицер наёмников не задал вопрос, появившийся наверное в голове каждого в зале:

— Слышь, парень, а ты кто такой? — угрожающе спросил Барс, и сделал шаг вперед, к незнакомцу, доставая из-за пазухи короткий меч, или тесак, отсюда, с пола, я плохо разглядела.

— Официальный посланник Феликса Гардензия де Аргала, с полномочиями Первого меча культа Унар-аша, Василий Кречет! — громко произнес незнакомец, также делая скользящий шаг навстречу к берсерку, который был вдвое массивнее его, тоже доставая оружие, в виде довольно-таки большого ножа.

Берсерк пораженно замер. А моё сердце дрогнуло от поистине сильного заявления. Ведь первый меч, а у нас этот титул еще зовется первый стилет, это очень высокий титул. Ведь по факту его может дать только Верховный жрец находящийся в столице царства, ну или Бог. Вот только хоть культ и имел Верховного, он с момента своего создания имел всего двух первых стилетов. Этот титул очень сложно заслужить в культе, как и равный ему в других религиях.

Ведь по факту он равен титулу графа, при этом существует всего семнадцать культов которые имеют право в Урусии иметь Верховных — равных князьям и Первых — тех кто равен графам. И если культ Унар-аша так и продолжит приходить в упадок, то Царь может и забрать у нас эту привилегию. А тут первый стилет, причем назначенный Богом, а не человеком, что крайне редко. Так он еще и назвался официальным посланником, а таковых за всю историю существования Урусии, насколько известно было четыре. И после их прихода начинались или кровавые бойни, или как после прихода одного из них — победоносные войны. А за столь гнусную ложь, обычно не жили и пары мгновений, умирая от гнева Божества, чьим именем человек прикрывался, причем умирали страшно и болезненно. Но этот парень не соврал, так-как все ещё стоял и улыбался, а не корчился в собственных испражнениях на полу от боли.