«Создатель не возлагает на человека ношу больше, чем он может унести. Остальное мы взваливаем на себя своими действиями. Пора за них отвечать.»

Раздался в голове у Августа сухой и надтреснутый голос.

«Прилежание, сын. Прилежание и упорство. Контроль. Я учил тебя все рассчитывать, и принимать правильные решения. Жаль, что у тебя это не выходит. Помнишь? Когда мы играли с тобой в квадраты, ты не мог просчитать свои действия даже на дюжину ходов вперед. Ты не годишься в господари. А сейчас ты не смог присмотреть даже за своим оружием. Ты не воин. Да ты даже не торговец. Я думал, ты последуешь моему совету и примешь постриг, но если ты так решил…»

— Да пошел ты. — Прошептал себе под нос Август. — Ты бы такому обрадовался, да? Получить письмо о моей гибели и успокоится? А вот беса тебе лысого! — Кулаки молодого человека сжались. Пусть все пошло кувырком, пусть он облажался по полной, но будь он проклят, если просто так сдастся этим вылезшим прямиком из бабкиных сказок уродцам. Ведь если эти бесовы сказки правдивы хотя бы на половину… Страх почти исчез, растворяясь в медленно поднимающимся откуда-то из глубины души багровому приливу злости. Верхняя губа Августа поднялась вверх, словно у скалящегося пса, из горла вырвался чуть слышный рык. Его оставшийся на ногах противник не превышал ростом двенадцатилетнего ребенка, но молодой человек уже понял насколько обманчиво это впечатление. Силы в недоросле было не меньше чем в здоровяке Гаррисе. А решительности и желания убивать хватит и на десятерых. Покачивая в руках извлеченный из ствола сосны топорик, смешанный довольно оскалился. И без того узкие, желтые, неприятно напоминающие козлиные, глаза, монстра довольно сощурились превратившись в две разновеликие наполненные рыжим пламенем щелочки. Торчащие из середины спины покрытые пучками изломанных перьев, крылья шевельнулись, будто тварь была готова взлететь.

— Ч-шеловека. — С явным усилием прокаркал уродец на искаженном имперском и распахнув широкую разделяющую непропорционально большую голову почти пополам пасть, вывалив длинный, раздвоенный на конце язык хихикнул. — Ш-хелезный ч-шеловека. Вну-утри мяс-со. Мя-х-хкое, слад-хое. Мя-с-с-о.

Август вздрогнул, словно его ударили по лицу. Всепоглощающая ярость исчезла, будто ее и не было, истаяла словно туман в солнечный день. Молодой человек почувствовал себя дворовым псом, которого окатили ведром ледяной воды. Окрепшие было ноги вновь утратили твердость. Между лопаток потекла омерзительно липкая струйка холодного пота.

«Эта тварь говорит. Она разумна. Бесовская дрянь умеет говорить.»

Эта донельзя банальная, констатация факта, молотом заколотила в виски, отдавалась в ушах бешенной пульсацией крови.

«Эта тварь умеет… Мясо… Разумна… Мясо…».

Выстроенная с детства понятная и логичная картина мира трескалась и распадалась как опущенный в холодную воду раскаленный глиняный горшок.

«Мясо»…

— Мяс-со! — Повторил уродец и оскалившись вновь красноречиво взмахнул топором.

— А-а-а! — Заорав так что у него потемнело в глазах, Август низко пригнувшись ринулся на приплясывающего перед ним уродца. — А-а-а! — Не обращая внимание на выдравший из скальпа кусок кожи и волос, с хрустом проехавшийся по макушке топорик, молодой человек боднул рассеченным лбом взвившегося в высоком прыжке смешанного отправляя его в недолгий полет и навалившись на барахтающегося в слое сосновых иглиц недомерка, принялся остервенело молотить кулаками. — Сдохни. Сдохни! Сдохни!! — Ошарашенный яростной атакой гибрид кряхтел и вякал, сучил руками, ногами, бил крыльями, хлестал толстым, похожим на змеиный, хвостом, набившиеся в нос и рот сосновые иглы и льющая из раны на голове кровь практически ослепили Августа, легкие будто накачали щелоком, бухающее где-то в районе горла сердце снова сжимали железным обручем, но все эти обстоятельства сейчас казались Цу Вернстрому незначительным и глупым. С каждым ударом соприкасающихся с мордой чешуйчатого чудища латных перчатки хруст костей становился все более отчетливым, тварь визжала все тише, а шевелилась все более и вяло. Еще чуть-чуть еще немного…

В многострадальный бок словно ударил таран. В очередной раз покатившись по земле, молодой человек с трудом воздвиг себя на ноги, сплюнул наполнившую рот кровь и желчь и с трудом сдержал рвущийся из горла истерический хохот. Дерьмо. Он всегда был невезучим. Вот дерьмо… Это конец. Точно конец. После изматывающей и суматошной беготни по лесу, после всех этих прыжков словно он не человек, а выкинутая злым мальчишкой на угли костра жаба… После всего этого позора…. Надо бежать. Бежать, несмотря на разливающуюся от раны на боку боль и онемение, горящую огнем грудь и подгибающиеся от ужаса и перенапряжения, готовые вот-вот отказать, ноги. Бежать. Потому как драться с этим он точно не сможет.

Еще один смешанный. Это несомненно был гибрид, но назвать его карликом мог бы только безумец или слепой. Выдвинувшееся из туманной дымки огромное, не уступающее размерами племенному быку, тело бугрилось пластами и узлами мышц, прикрывающие плечи и грудь, грубо стачанные обрывками кожаных ремней, толстые железные пластины трещали при каждом движении. Из пасти гнилым частоколом торчали не помещающиеся в ней клыки. Кабанья морда кривилась и щерилась теряющимися в обилии плоти глазками. Свинотавр… Вроде бы этих тварей в народе называют свинотаврами… Или мясоломами…

— Ху-м-м. — Прогудел гигант и неторопливо затоптавшись на месте всеми четырьмя копытами, с отчетливым хрустом сжал закованный в ржавое железо кулак несоразмерно длинной, больше напоминающей плохо ошкуренное бревно, чем конечность живого существа лапы.

Август сделал осторожный шаг назад. А потом еще один. От третьего шага его остановил только глумливый, с трудом пробивающийся сквозь нависшие кожные складки, взгляд раскосых глазок чудовища и легко коснувшийся затылка, холодный, мокрый от пропитавшей его водяной взвеси поток воздуха. Молодой человек чуть обернулся и скосил глаза.

— Нет. — Тоскливо всхлипнул он. — Нет. Нет. Нет.

Дно расстилающегося за его спиной провала терялось в густом кисельно-молочном мареве, но молодому человеку показалось, что он слышит несущийся откуда-то снизу звук. И этот звук не походил на журчание небольшого, прикрывающего дно лесного овражка ручейка. Это был звук мерно несущихся на дне глубокой пропасти тысяч и тысяч галлонов воды. Бешенная… Эта река называлась Бешенной. Или Белой. Во всяком случае, так было написано в выданных ему в имперской канцелярии картах. Значит, он пробежал как минимум три мили. Вот бесы…