При желании молодой человек мог вспомнить даже день и час, когда это с ним приключилось впервые. Особых усилий для этого не требовалось. Ведь именно в этот день его жизнь сломалась и покатилась по совсем другой колее. Первый приступ настиг отпрыска славного рода Вернстромов ровно через три седмицы после его четырнадцатого дня рождения. В тот самый час, когда он должен был стать оруженосцем у богатого и довольно известного Ромульского[1] рыцаря, одного из многочисленных «добрых друзей» его батюшки. Видит Создатель, если бы судьба была к нему более благосклонна, сейчас он наверняка уже бы носил золотые шпоры[2]. Жители южных провинций, не любили ждать окончания срока[3]. Что же, получи он рыцарский пояс, наверняка уже служил бы квартирмейстером в императорской гвардии, имел место в офицерских казармах, и стабильное жалование из казны. Ну и конечно, как и любой уважающий себя офицер, небольшой приработок на стороне. Что-то типа обмена старых, списанных, пехотных панцирей на сгущенное виноградное вино которое можно потом отправить на север и продать втридорога. А по прошествии двадцати лет, получил бы небольшой надел земли и смог бы со спокойной душой уйти на покой. В общем-то неплохая жизнь для младшего из восьми сыновей, хоть и древнего, но, как это в таких случаях водится, обладающем лишь разумным достатком рода. Очень неплохая. Видимо судьбе было угодно иначе. Он до сих пор помнил, как исказилось от смеси удивления и отвращения лицо загорелого до черноты, пухлого будто сдобная булка, увешанного золотом ромульца, когда его обильно вышитый лазурным иатайским жемчугом камзол окропила первая струя рвоты. Вторая порция внезапно ударившего из юного Августа зловонного ключа окатила носки дорогущих, совуховой[4] кожи, сапог гостя. Знатное вышло знакомство, чего уж там. Что было дальше, он почти не помнил. В голове остались какие-то смутные обрывки, обрывки жалобных причитаний всполошившейся матушки, грозный, раздраженный рык отца и блаженный холод каменных плит пола. Слуги говорили, что юный господин, перед тем как упасть и потерять сознание, издал такой страшный крик, что согласно давней традиции присутствующий при представлении оруженосца священник, от испуга упал со стула. Август в это не особо верил. Отец Евмений не отличался особой впечатлительностью. Да и какая, в конце концов, разница. Важен результат. А результат был. Намеченный на вечер того же дня, званный ужин не состоялся. Оскорбленный в лучших чувствах «добрый друг семьи» не забыв прихватить, уже врученные дары, покинул замок тем же вечером. Отец не разговаривал с Августом целый сезон. Впрочем, юноше тогда было не до того. Первый приступ оказался настолько тяжелым, что встать с постели он смог только через три дня. Еще через два он отважился съесть первую ложку жидкого бульона. К концу шестого он смог заставить себя выйти во двор замка и посмотреть на солнце. Тогда он считал это победой. Думал, что смог побороть хворь. Тогда ему казалось, что все еще наладится, что все станет по прежнему. Не стало. Ровно через месяц, приступ повторился вновь. А потом еще раз, и еще. С тех пор жизнь молодого барона изменилась. Исчез старый язвительный фейхтмейстер[5] и выписанный из самого императорского университета Лютеция молодой и смешливый знаток философии[6]. Исчез обучающий этикету и танцам хмурый и тощий, чем-то напоминающий флагшток, гармандец, Бром. Исчезли тренировки, охота, конные прогулки и прочие занятия, приличествующие молодому человеку знатного рода. А их место заняли отвары, примочки, а также бесконечные ланцеты пиявки и клистеры в бледных, будто никогда не видящих света руках, меняющихся с периодичностью стука стоявшего в его комнате изящного, сверкающего медью и полированным деревом метронома, медикусов-лекарей. А когда лекари закончились… Впрочем, Август не любил вспоминать об этом периоде своей жизни. Он не жаловался. Какой смысл, если и врачи, и клирики, и даже приглашенный отцом из далекого Сулджука заклинатель духов только разводили руками. Юноша не был ни одержим, ни болен. Черная и желтая желчь текла в его теле там, где надо и когда надо. В его организм не было ни переизбытка крови ни недостатка флегмы. Над ним не довлело ни родовое проклятье, ни сглаз. Он был здоров. Совершенно здоров. Даже удивительно здоров, для человека, в теле которого, поселилась постоянная боль. Иногда терпимая, иногда нет. Первую он стойко переносил, стараясь не выказать ни малейших признаков слабости. Вторую… Когда приходила вторая, все что ему оставалось, это запираться в своих покоях, плотно задраивать тяжелые шторы и скрежетать зубами. Впрочем, даже самые сильные приступы редко длились дольше, чем пара дней. Главное соблюдать правила. Не пить слишком много вина, не переедать, не забывать о регулярном и здоровом сне и главное не беспокоится.

Не беспокоиться… С трудом сдержав рвущийся из груди вызванный очередным шевелением поселившейся в голове твари, страдальческий вздох, молодой человек, с грустной усмешкой провел ладонью по нагретому солнцем зубцу замковой стены и обернувшись принялся внимательно разглядывать открывающуюся перед ним картину. Да. Не беспокоится. Точно. Волноваться не о чем. Стены почти закончены, как и первый этаж донжона, А если судить по скорости работ, то второй и третий этажи центральной башни появятся уже к осени. Замок не велик, всего полторы сотни шагов, если считать, по самой длинной, выходящей на реку, стене. Пара башен, конюшни и казарма, сам донжон, надвратное укрепление. Да, его новому дому далеко до твердынь великих лордов. Зато расположен он настолько удачно, что даже с гарнизоном в пять десятков дружины, и нескольких дюжин ополчения он легко сможет удержать здесь хоть тысячную армию. Так говорил Гаррис, а гаррису юноша в подобных вопросах верил больше чем себе. А еще скоро придется серьезно подумать о барбакане[7] и машикулях[8]…

Не то чтобы Август сильно опасался нападения, а тысячная армия в приграничье, это уж совсем что-то из мира грез, но… барбакан и машикули все равно будут. Установить бы еще на крыши башен несколько баллист и требушетов… Или ставшую такой популярной после последней северной кампании Ромульскую мантикору[9]… К сожалению, о таком оставалось только мечтать. Если пару требушетов его люди и смогут собрать, недостатка в хорошей древесине не ощущается, то секреты изготовления тяжелых баллист неизвестны никому кроме гильдии мастеров осады. А их услуги дороги. Слишком дроги.

Еще разок ласково похлопав ладонью по нагревшимся на солнце парапету цу Вернстром заставил себя распрямить спину и улыбнуться. Это было правильное решение, строить замок из кирпича. Пусть это не дикий камень, зато работы продвигаются намного быстрее, стены толще, и растут не по дням, а по часам, но самое главное — кирпич намного дешевле. А что до его крепости, сам уже убедился, мастера добавляют в глину особые компоненты, отчего та, после обжига, твердостью и устойчивостью мало уступает даже самому прочному граниту. Да и скрепляющий раствор у мастеров не простой… Надо только не забыть заплатить им до конца месяца.

Как обычно случалось в пару последних недель, при мысли о деньгах настроение Августа начало стремительно портиться. Несмотря на то, что сотни лет не знающая плуга земля обещала богатый урожай, леса были полны дичи и великолепной корабельной сосны, а протекающая в трехстах шагах от стен, стремительно растущего замка, река с глуповатым названием «Спокойная», более чем щедро делилась с его людьми рыбой, денег юному владетелю катастрофически не хватало. Обустройство надела требовало просто умопомрачительных затрат. И если часть покупок покрывалось взаимозачетами и натуральным обменом, данные в нужных местах и нужным людям взятки, дарили возможность получения некоторых благ за счет заинтересованной в освоении фронтира, Империи, то работы мастеров приходилось оплачивать честными серебром и золотом. И несмотря на все усилия юноши этих благородных металлов в его казне становилось все меньше и меньше… Первые пол года, он еще как-то умудрялся сводить концы с концами но сейчас, когда проклятая гильдия ни с того ни с сего решила пересмотреть условия кредита… Бесова сила. И ведь даже в имперский суд не обратишься. Выиграть или даже затянуть тяжбу просто не получится. Возможности надавить на судей у торговой гильдии уж точно больше чем у него. И юристов они могут себе позволить намного лучших. Так что не имеющего никакого желания расставаться ни с замком ни с прилегающей к нему землей цу Вернстрому пришлось просто согласиться с новым договором. Это обстоятельство, конечно, было лишь временным неудобством. Если все пойдет по плану уже к концу лета выплаты по кредитам станут для него просто смехотворной суммой, но сейчас… сейчас, долг не только висел на нем неподъемным ярмом, но и ставил под угрозу все предприятие. Бесы как же все не вовремя, а еще и эти… Пристукнув кулаком по стене, Август еле заметно поморщился от ощущения впившейся в висок раскаленной иглы и резко развернувшись, нос к носу столкнулся с высоченной, с ног до головы закованной в сталь фигурой.

— Гаррис, падшие и пришлые тебя задери… Нельзя же так подкрадываться! Хочешь, чтобы меня удар хватил?

— Вы крепко задумались, господин. Не хотелось вас отвлекать. — Судя по тому, как еле заметно дрогнула, цвета смеси из соли и перца, пышная борода здоровяка, Гаррис улыбнулся.

Юноша с трудом сдержался от ругательства.

— Значит, мой командир дружины соизволил, наконец, вернуться.

— Да. Я вернулся, господин. — Улыбка старого воина стала чуть шире.

— Надеюсь новости хорошие? — Стараясь сделать так, чтобы его голос звучал как можно равнодушнее, поинтересовался цу Вернстором.

— Да господин, очень удачно вышло. Очень. Считайте сама Великая Мать и Создатель над нами длани простерли. Сыромятные ремни, гвозди, балки, инструмент, семена и прочую мишуру закупил по списку, что вы мне дать изволили, а что касается людей — повезло нам. Сначала я и так и этак, все пусто, как есть пусто, нет нужных людишек, пол города обошел, а потом один трактирщик мне и подсказал…

— Трактирщик? — Брови молодого человека сдвинулись к переносице. — И почему я не удивлен… Опять вместо того, чтобы заниматься делом мой сенешаль[10] пьянствует по кабакам, задирает невинных людей, и тащит к себе в постель продажных девок. Надеюсь, в этот раз мне не придется платить лекарю, чтобы он избавил тебя от позорной болезни. — Смерив недовольным взглядом все семь футов и два дюйма, несмотря на жару запакованной в тяжелые доспехи кряжистой фигуры Гарриса, юноша демонстративно поджал губы.

— Да как можно, господин… — Обильно проросшая сединой борода здоровяка обиженно задрожала. — Я ведь не из баловства, а для дела. Сами поймите. Люди меча[11], это вам не репа. На торгу корзинами не стоят. Можно, конечно было, как вы говорили, на крайний случай и в гильдию обратится. Но тогда… Эх… Вы ведь сами говорили — монет, мол, в притык каждый медяк беречь надобно, а цех наемников только золотом берет. Того, что вы дали, на дюжину воинов на четыре седмицы, никак не хватило бы. Если честно на двоих, ну может троих рубак, которые знают с какой стороны за меч взяться рассчитывать можно за эти деньги… И то, если они дурные совсем. — В голосе Гарриса послышались нотки усталости и смирения перед судьбой связавшей его с настолько не понимающим ничего в военном деле господином. — Потому я по кабакам и пошел. Где еще свободным отрядам от трудов отдыхать…