«Свободным отрядам от трудов. Надо же. Вернее сказать грабителям и разбойникам хоронящихся от разъездов стражи после темных делишек. Но он прав. Золото следует беречь всеми путями. Если я не заплачу каменщикам он просто уйдут. Печи остынут и я потеряю очень и очень много времени. Так что выбирать не приходится»

Неожиданно четко прозвучал в голове у Августа холодный неприятный голос. Юноша моргнул. Отец. Раньше он слышал его только во время самых сильных приступов. А сейчас… Последнее время было достаточно небольшой головной боли, чтобы ехидные замечания, советы и комментарии начинали сыпаться как из ведра. Болезнь прогрессировала. Явно прогрессировала, но что он с этим мог поделать. Так что оставалось лишь сжать зубы и терпеть.

«Сходить с ума молча, имеешь в виду?»

— Ладно, ладно… — Со вздохом отмахнулся от закованного в латы воина цу Вернстром. — Будем считать, что я тебе поверил. И будем надеяться, что я об этом не пожалею. Это они? — Бросив короткий взгляд в сторону замкового двора, Август, беззвучно пошевелил губами и чуть заметно поморщившись, развернулся на правой пятке и зашагал в сторону недостроенной угловой башни замка.

— Они. Не пожалеете, господин. Точно не пожалеете. — Облегченно прогудел спешащий вслед за юношей здоровяк. — Лицо старого вояки приняло на редкость хитрое и проказливое выражение. — Вот ни на миг не пожалеете.

«И почему видя твое лицо, я уже сейчас начинаю жалеть?»

— Да? — С изрядной долей сомнения протянул неожиданно остро почувствовавший, что его только что жестоко обманули юноша и принялся осторожно спускаться по узкой резко заворачивающей влево лестнице. — Настроение молодого человека портилось с каждым шагом. Барон слишком хорошо знал своего сенешаля, чтобы поверить, что все прошло без проблем. Старый воин был хорош. Очень хорош в любом хоть как-то касающемся искусства войны вопросе, но как любой истинный солдат, большая часть жизни которого прошла в экспансионных кампаниях и походах, зачастую выполнял приказы… довольно своеобразно. И зачастую от способа их выполнения у Августа волосы становились дыбом. Чего только стоила эта эскапада, с целым табором привезенных в замок, набранных по кабакам и беднейшим районам города, молодых девок? Ну да, в замке остро не хватало женских рук, а дружинники начинали роптать, но везти в крепость падших женщин… Хотя, надо признать, любовными болезнями занедужили лишь двое слуг, а многие из женщин оказавшись в замке уже успели остепениться и даже сыграли свадьбы…

Август подавил тяжелый вздох.

— Ну и во сколько мне обойдется пополнение?

— Да всего шесть солидов серебром переплатить пришлось. — Чуть отдышливо выдохнул, погромыхивая латами, старающийся не отставать от юноши, здоровяк. — Зато такие псы, господин, в самой гвардии Ислева таких не сыщешь, особенно те двое…

«Шесть солидов. Две недели работы мастера каменщика, или месяц для дюжины подмастерий — укладчиков.»

— Марка и еще целая мера серебра? Знаешь, Гаррис… — Сойдя с последней ступеньки цу Вернстром, изо всех сил стараясь сдержать рвущийся изо рта поток брани отряхнул слегка испачканный меловой пылью рукав камзола и закрыв глаза подставил лицо яркому весеннему солнцу. — У меня создается впечатление, что ты не слишком понимаешь ситуации. Я дал тебе две марки. Две. Для того, чтобы нанять дюжину бойцов на месяц. Обычных крепких мужиков знающих с какого конца браться за копье. В усиление дружины. А теперь ты возвращаешься и говоришь, что цена увеличилась почти вдвое. Причем, насколько я понимаю, названная тобой сумма без интереса[12] гильдии. Шесть солидов за месяц. Это уму не постижимо… И кого ты нанял Антония — сокрушителя тьмы[13]?

— Да не было бы никакого интереса, пробурчал себе под нос, отступая на пол шага назад здоровяк. — Они не гильдейские…

На миг сердце цу Вернсрома дало сбой. Боль растеклась по затылку, ударила в шею и ухнула вниз по позвоночнику. Кулаки юноши невольно сжались.

«Так и есть. Он опять подошел к приказам «творчески» Наверняка нанял каких-то разбойников. Сейчас. Сейчас, когда цу Вернстромам необходимо оставаться чистым как слеза. Чтобы ни имперские чинуши, ни церковники сюда и носу сунуть не подумали.»

— Что?! Да ты понимаешь, что… Слова рвались из горла змеиным шипением. И кого ты притащил? Висельников? Пиратов? Беглых!?.. Да ты хоть… — Август закашлялся.

— Господин! Беда, господин! — Перебил уже приготовившегося к гневной отповеди цу Вернстрома на полуслове, подбежавший к нему, бледнеющий и потеющий, жадно глотающий воздух при каждом слове, тощий, чем-то неуловимо напоминающий донельзя отощавшую и потерявшую перья ворону, старик. — Беда… — Повторил он и тяжело втянув в себя порцию воздуха, пригладил торчащие в разные стороны, белые будто пух у увядающего одуванчика, волосы, после чего склонился в глубоком поклоне. — Беда, господин! Не велите казнить… Оплошал! Не уследил!

«Боги милостивые, и что на этот раз?»

— Ну, и что стряслось? — Процедил, молодой человек, чувствуя, как расползшаяся под шапкой густых, цвета хорошо просушенной соломы волос боль стягивает его голову стальным обручем, и сделав шаг в сторону, оперся спиной на нагретую ярким весенним солнцем стену. — Опять кирпичи уронили? Пришибло кого? Стена треснула? Ров обвалился? Говори уже! — Вновь прикрыв глаза юноша принялся совершать глубокие и мерные вдохи по одному загибая пальцы. Обычно это помогало ему успокоиться. Но видимо сегодня был не тот случай.

— Вино! Вино, господин! — Громогласно провозгласил старик и зло рванув себя за ворот нарядно вышитой цветной нитью рубахи горестно затряс головой. — Ой, как оплошал-то, старый дурень… Вы приказали в обоз, бочонок Ромейского сладкого грузить, а Стевий, чтоб его собаки на псарне подрали, все перепутал и большую бочку Лютецкого молодого в фургон закатил… Ту что на восемьдесят галлонов. Простите господин не хотели… Может перегрузим? Так просто такую бочку, конечно с телеги, конечно не скинуть, тяжела больно, разобьется, но если все остальное сгрузить, то до полудня точно справимся, к тому же все равно лошадей раньше не переподкуют… — С кряхтением разогнувшись старик одернул полы, потертого прожженного и покрытого кое-где пятнами плаща и уставился на барона жалобным, собачьим взглядом.