Обойдя всех, включая раненых и погибших, Саи-Херу вернулся к алтарю, закрыл глаза, воздел руки вверх и что-то долго шептал. Уронив, словно обессилев, кисти, он глубоко погрузил их в очередной кошель, а затем бестрепетно взял в них раскаленный уголь, судя по запаху, какого-то благовонного дерева из Пунта. Подходя к каждому, он почти касался нестерпимо горячим углем лба, уст и груди против сердца и произносил новое заклятье:

— Да появится солнечный свет и проникнет в Медное! Он изгонит пелену Ра, тот, что ежедневно применяет магию здоровья, у кого добрые намерения и кто облечен могуществом, тот, кто прогоняет пелену своим дыханием! Да пройдешь ты вторые Врата на пути к старшему Гору и достигнешь места утоления жажды нёба, его начало — огонь, его конец — тьма!

Завершив этот ритуал, и так же не обделив вниманием раненых и погибших, жрец стал у алтаря. Все, теперь уже и те, кто побывал в башне, стояли словно зачарованные и внимательно следили за жрецом. Было жутко — все бывали на похоронах и поняли, что ритуал частично напоминает погребальный. Это дало всем понять, насколько близко они подобрались к последним вратам, и холод пробежал по спине, невзирая на жаркий для зимы день. И вновь на жаровне алтаря — вспышка, и вновь — дым, зеленоватый на этот раз. Все, не отрываясь, глядели на жреца. Глубоким, сильным, но каким-то отрешенным голосом, вновь воздев руки и взгляд к солнцу, тот провозгласил:

— О Ра, сохрани нас от этого бога, чей облик сокрыт, чей облик скрыт, чьи брови в день расправы над мятежными — перекладины весов, кто тащит порочного, перевитого веревками, к месту заклания, чтобы потрошить души. Сохрани нас от этих мясников Осириса! И спаси от ловцов душ в полях камышовых!

Новая вспышка, новый, горький дым, бело-жёлтоватый…

— О Атум, сохрани нас от этого бога, у которого голова шакала и облик человека, того, что питается падалью, этого хранителя извива Огненного озера, что проглатывает тени, вырывает сердца, выдавливает дерьмо из кишок, чтобы мы его не видели!

Вспышка, и темный, почти чёрный дым…

— О Вселяющий ужас, владыка обеих земель, сохрани нас от этого бога, что хватает души, что проглатывает тленное и питается гнилью, что живет во мраке, жилец тьмы. Перед ним трепещут изнемогшие!

Вспышка, красноватый дым.

— О Хепри, сохрани нас от этих высших судей, которым владыка вселенной даровал духовную силу, что сторожат его врагов, что умерщвляют на месте казни, от чьей хватки не ушел никто! Да не попадём мы под их ножи, да не попадём мы на их место казни, да не войдём мы в их сети!

Очищены мы пред тобой, о старший Гор, да будешь ты постоянен на твоём месте беспредельности, в твоём горизонте вечности, о хозяин северного ветра! Это так же верно, как то, что мы любим жизнь и ненавидим смерть, и да славится Великий бык, жив, невредим, здоров на миллион лет! Да падёт змея, вышедшая из-под земли, да падёт огонь, вышедший из Нуна! Позволь нам быть правыми во всех проявлениях, каких бы мы ни пожелали!

К концу ритуала и Хори, и все остальные впали в какое-то гипнотическое состояние. Жрец отдал заклинаниям много сил, но был ещё бодр, а вот они были как выжатые губки.

Наконец всё завершилось. Все были в каком-то трансе, и только когда жрец сказал, что он пошёл в башню, творить обряд очищения и там, как-то пришли в себя. Нехти вопросительно глянул на Иштека. Иштек объяснил, в первую очередь Хори и жрецу, что, когда они вытащили последнего Проклятого, все оставшиеся от них следы и жидкости были залиты маслом и подожжены. Действительно, из башни шел дымок.

— Я думаю, чародейный господин и отец наш, мы можем пока провести совет, а потом ты очистишь башню, — предложил Хори.

— Не выйдет так, как хочешь ты. Это один обряд с очищением людей, и я должен довести его до конца, иначе он утратит свою силу. Это недолго, но мне нужна будет помощь. Кроме того, погода портится, и может случиться буря.

Хори посмотрел на Иштека, тот догадливо и безрадостно кивнул, и отправился в башню вместе с жрецом. Алтарь остался на месте, и ароматный дымок тянулся вверх, к небу и богам, чуть выше срываясь ветром — погода и всамом деле начала портиться. Нехти же пошел проверить, как закопали Изменённых.

Юношу глодал один вопрос, и он направился к маджайке, а стоящий рядом с ней Минмесу делал вид, что даже не обращает внимания ни на что, кроме дыма из башни и неба, начавшего на горизонте темнеть. Светлоглазая обернулась к Хори и внимательно посмотрела ему в лицо, словно что-то пытаясь прочитать в его глазах. Затем она чуть покосилась на Минмесу. Похоже, ей не хотелось говорить при скользком писце. Хори сообразил, что погорячился — это и не в его интересах. Ну что ж, как говорил Иаму — прячь сокрытое на виду и обращай слабость в силу. Он сделал вид, что именно к Минмесу и направлялся.