Наконец они оказались напротив входа. Рука Цзиньчана, сжимавшая его лодыжку, разжалась, он схватил верёвку, а Бяньфу смог вылезти из подъёмника и вытянуть оттуда Золотую Цикаду. Подъемник же подлинно завис напротив входа, намертво заклиненный.

— В принципе, если ты ловок, подняться можно и по верёвке, — пробормотал Цзиньчан. — Чтобы закрыть путь всем остальным, надо сорвать блок крепления с потолка, а это почти невозможно, или поднять веревку. А это уже подлость…

— А почему это важно?

— Если я всё правильно понял, тут должна быть особая ловушка, которая вынудит одного испытуемого избавиться от другого. Но пока это не подтверждается. Брат Чжао рассказал, что его столкнули с подъемника. Подъемник мы прошли. Теперь вступаем в область неведомого и… Чёрт, что это? — Цзиньчан поднял вверх факел со стены.

К ним приближался огромный тигр.

— Откуда он тут взялся? — изумился Бяньфу, вынимая меч.

— Это мы его выпустили. К его клетке вот в том отсеке прикреплена решётка. Ограда поднялась, когда ты тянул веревку вниз. Но не стоит убивать его.

— Почему?

— Посмотри на него! Он сыт и толст, как домашний откормленный кот. Его явно привели сюда только утром, когда узнали, что кто-то записался на испытание. Он почти ручной. Возьми другой факел, он боится огня, загоним его обратно в клетку, а после переруби мечом веревку.

— Хорошо. А это что, уже второе испытание?

— Наверное. Но какой в нём смысл? Мы что, должны были испугаться жирной полосатой кошки?

— Но раз кандидатам оставляют мечи, не предполагается ли, что они должны убить тигра?

— Нам сказали, выйти до заката через Золотые ворота. Ни о каких жирных тиграх никто не говорил.

Бяньфу не мог не согласиться с разумностью заключения Золотой Цикады. Они загнали тигра в клетку и перерубили веревку, опустив решетку.

Потом они оказались в новом зале, самом красивом из тех, которые они миновали. Этот зал казался страницей утерянной книги былого, где иероглифы теней плясали на стенах, рассказывая о былом величии и трагедиях минувших эпох. Кажется, это был главный зал какого-то древнего храма, но кто и каким богам приносил тут жертвы?

Из зала выходило три двери. На алтаре стоял небольшой ларец из яшмы. Цзиньчан и Бяньфу замерли перед ним.

— Можно ли его открыть?

Золотая Цикада пожал плечами.

— Там могут оказаться драгоценности, а может лежать клубок змей. Но открыть его придётся. Над этим ящиком тот же иероглиф, и пахнет он лаком чжилань. Осторожно открой ларец кончиком меча. Если там змеи, сразу отскакивай, а я стукну по змее сбоку.

Но змеи в ларце не оказалось. Там лежала нефритовая таблица, исполосованная странной вязью. Бяньфу показалось, что он уже где-то видел такие знаки, и он тут же вспомнил, что они были в баоцане семейства Фэн. Цзиньчан же уже вынул таблицу из ларца и уставился на нее, стараясь повернуть надпись к свету факела на стене. Наконец опустил табличку и досадливо хмыкнул.

— Почему все умники так любят напыщенный слог? К чему такой пафос?

— Что там написано?

— «Здесь время теряет свою власть, искривляя прямые пути и напоминая о бренности всего сущего. И среди этой каменной тишины, где каждая капля воды, падающая с потолка, звучит как удар сердца, ощути себя песчинкой в бескрайнем океане, свидетелем вечного танца жизни и смерти…» Санскрит. И к чему это?

— Там на обратной стороне что-то тоже нацарапано.

— Где? — Цзиньчан поспешно перевернул табличку. — Хм, тут по-китайски. Одно слово «сюань».

— Это фамилия того, кому принадлежит дощечка? Или чёрный цвет?

Цзиньчан пожал плечами. Иероглиф мог обозначать понятия далёкий, скрытый, незаметный, тайный, сокровенный, таинственный, непостижимый, глубокий и нереальный. Обозначал он и черный цвет. Чёрный — символ неба, воды, севера, зимы, холода и смерти. Допустим, это указание идти на север. Но через северный проход они вошли в зал.

— А этот санскрит тот же, что был в баоцане? — неожиданно спросил Бяньфу.

— А? — отозвался Цзиньчан, — Что ты спросил? Баоцан? Точно!

Он выудил из рукава два киноварных шарика, отдал Бяньфу распоряжение развести огонь и поджарить пирожки, взятые с собой, а сам замер в позе бессмертного. Когда запахло горячим мясом, он открыл глаза.

— Я все понял, — сказал он, вцепляясь зубами в пирожок, посыпанный кунжутом, — надо смотреть на вещи с двух сторон, — он поднял таблицу на просвет факела. Иероглиф «сюань» закрыл слово «власть» и добавил отрицание слову «искривляя». Цзиньчан кивнул. — «Не искривляй прямые пути»! Нам прямо на юг через центральную дверь, — уверенно сказал он, доедая пирожок и поднимаясь.