Пока Линь Чжэн и Бао Сю, надев позолоченные заколки шуфа-гуань для волос, разыгрывали первый акт, появился Исинь Чэнь, молодой гений факультета словесности. Как сразу понял Цзиньчан, он оставил себе главную роль в пьесе, которую нашёл случайно в куче векового библиотечного хлама, и первые полчаса после прихода величественно вещал о важности сохранения традиций. Актеры, полные желания поскорее отыграть репетицию и отправиться в чайную, внимали с притворным благоговением, мысленно посылая Чэня на обед к голодным духам, но не смея возразить вслух.

— Надеюсь, ты не собираешься трепать языком до полуночи? — звучный женский голос, перекрывший шум передвигаемых декораций и голос Исинь Чэня, раздался из глубины сцены и на ней появилась Ши Цзинлэ в сиреневом халате с серебряными украшениями. — Цао! Музыку! Начали.

Ши походкой богини прошла на край сцены, остановилась там, где декорации, созданные руками подмастерьев, старались сверкать великолепьем, и запела. Бяньфу, сидевший в углу зрительного зала, замер с молотком в руках. Цзиньчан тоже в изумлении поднял голову. Голоса такой красоты он никогда не слышал. Казалось, в воздухе распускается тончайший шелк, сотканный из лунного света и утренней росы. Каждая нота порождала лишь трепет и восхищение. Забыв обо всем, Цзиньчан, зачарованный, стоял, не смея даже дышать. В зале воцарилась абсолютная тишина. Казалось, даже воздух замер. Лишь мерцание свечей, отражаясь в лакированных волосах Ши Цзинлэ, создавало иллюзию движения. Ши, лишь слегка касаясь струн цитры, пела, и звуки лились, рассказывая историю любви и утраты, надежды и отчаяния.

Когда последняя нота стихла, Цзиньчан очнулся от оцепенения. Бывшие в зале тоже пришли в себя, но девица вовсе не ждала похвал, но, резко развернувшись, обрушилась на Исинь Чэня. Отборная ругань летела в его сторону, предрекая ему бесславное будущее в роли уличного музыканта, играющего на сломанном гуцине для голодных крыс на рынке Западного квартала! Исинь Чэнь съежился под этим словесным градом, тщетно пытаясь оправдаться, но его голос тонул в яростном потоке, словно жалкая лодчонка в бушующем океане. Он знал, что виноват, но, в конце концов, это была всего лишь репетиция, а не выступление перед императором!

— Ни слуха, ни голоса! А туда же, на сцену влез! Если во втором акте снова сфальшивишь, я заменю тебя первым попавшимся прохожим! И тот лучше споёт!

— Я просто волновался…

— Волнение что, оправдание для фальши? — перебила его Ши Цзинлэ. — Хочешь опуститься до уровня уличных балаганов?

Вопрос был риторическим, и Исинь промолчал, а Ши, закончив свою тираду, величаво окинула взглядом остальную группу. Музыканты, затаив дыхание, молчали, стараясь не встречаться с ней взглядом, делали вид, что увлеченно рассматривают свои инструменты. Что делать? Ши Цзинлэ была известна неумолимой требовательностью, и все знали, что девице лучше не попадаться под горячую руку.

Покрасневший Исинь Чэнь, понурив голову, молчал. В зале повисла гнетущая тишина. Нарушил её Му Цао, кашлянув и призывая музыкантов к продолжению репетиции. Напряжение, однако, никуда не делось, и каждый звук, извлеченный из инструментов, казался теперь пропитанным нервозностью и ожиданием новой вспышки.

Цзиньчан усмехнулся. Вот значит как… Девица, оказывается, имела тут вес и была примой. А Исинь Чэнь и слова ей поперек тявкнуть не мог, при этом в его взгляде на приму Цзиньчану померещилась не только вина. Он смотрел на неё, как побитый пёс, но… любому было ясно, что Исинь Чэнь явно боготворил Ши Цзинлэ, был влюблён в неё!

А сама девица об этом и словом не обмолвилась…

Репетиция продолжалась. Одной из лучших сцен в пьесе была встреча главного героя, которого играл Исинь Чэнь, и Лисы-оборотня. Цзиньчан отметил, что девица Мао Лисинь — отличная комедийная актриса, она разыгрывала свою партию талантливо и убедительно, а вот Исинь Чэнь не блистал, ох, не блистал. Братец Лисинь Мао Вэй, появившийся затем на сцене, только и мог, что браво вращать клинком. Бай Цзян и Хэ Гунмин, игравшие прихвостней Лисы, справились с ролью отлично, Му Цао, Бао Сю и Линь Чжэн, исполнявшие роли трёх святых даосов, тоже нареканий не вызывали.

И тут наконец подоспели Чжэнь Чанлэ и Сюань Янцин. С их приходом репетиция прервалась, девицы ринулись к Исинь Чэню, заговорили о том, как он хорош был на вчерашней репетиции, а Чжэнь Чанлэ сообщила всем, что скоро станет женой Ли Бао, своего наречённого. Ши Цзинлэ поздравила её и быстро удалилась к себе в гримерную. Му Цао, Бао Сю и Линь Чжэн тоже, проговорив дежурные слова пожеланий всех благ, разошлись по уборным, Бай Цзян и Хэ Гунмин, воспользовавшись перерывом, вытащили из сумки несколько пирожков и уписывали их за обе щеки. А вот Мао Лисинь даже не кивнула подошедшим красавицам, но сразу ушла за Ши.

Цзиньчан задумался. Исинь Чэнь вовсе не был одарённым артистом, не обладал талантом и красавцем мог быть назван с большой натяжкой. Тогда почему именно он стал руководителем театра? Почему в него была влюблена Лю Лэвэнь? Да и две остальные красавицы явно неровно дышат в его сторону! Но почему так зло смотрела на девиц Мао Лисинь? Неужто ревнует?

И Цзиньчан, облачённый в чёрный безликий ханьфу и чёрный головной платок, тихо юркнул за ширмы и пошёл вперёд почти наощупь. Запах благовоний и приглушённые голоса скоро вывели его к задней стене гримерной Ши Цзинлэ. Мао Лисинь была с ней. Девицы негромко разговаривали.