— Достопримечательность, — бесцветным голосом поправила его девушка.

— Во, точно. Достопримечательность. Аллея висельников зовётся, — оживился солдат, — Служит напоминанием всем, кто решится, значит, против короны пойти или же из-под её власти выйти.

— Смотрю, желающих немало, — мрачно заметил я.

— Ну так и служба тут не сахар, — равнодушно пожал плечами сотник, — Да вот токмо тяжко, не тяжко, а такова солдатская доля. Если уж назвался воином, а не батраком, будь добр — тяни лямку до самого конца. А ежели не выдержал и сбежать решил, ну будешь наукой остальным. Одного повесишь, десяток других посмотрит и решит, что лучше уж и дальше верность короне блюсти, чем удачу по окрестным лесам испытывать.

— А почему… — девушка на мгновение прервалась, достала из сумки платок и прикрыла им нос. Пахло и правда отвратительно. Тела болтались в этих петлях далеко не первый день, — Из некоторых торчат стрелы? Вы ж их и так повесили.

— Это? — солдат слегка подслеповато прищурился, разглядывая болтающиеся в петлях тела. Из некоторых и правда торчали оперения стрел и толстые древки арбалетных болтов, — Да Мигель, сука, опять поленился собрать сходить. Мыж энтих жмуриков не только, как поучительную картинку используем. Но ещё и как неплохие мишени для тренировки стрелков. Бывает, что выводим так десяток на барбакан в ветреный день. И вот кто в самого дальнего жмурика попадёт, тот, значит, вечером получает цельный жбан холодного пива.

— Очаровательные соревнования, — выдавила из себя Айлин. Девушка с заметным трудом сдерживала рвотные позывы. Да и у меня то ли от разыгравшейся травмы, то ли от вони разлагающихся тел ком подкатил к горлу.

— Всё с пользой для дела, — равнодушно пожал плечами солдат, — И парням развлечение какое-никакое, и подходы к крепости пристреляны как следует, — он на мгновение замолчал, приложился к фляжке, шумно выдохнул и добавил, — Эх, будь я зим на десять помоложе, тоже бы участвовал. Но сейчас — глаза уж не те, чтоб белке в глаз за три сотни ярдов бить. Ну, в нашем случае — жмуру.

Ни я, ни девушка, ничего не ответили. Что тут можно было вообще сказать? Рано или поздно нам придётся принять и такую сторону этого мира. А учитывая, что в одной из повозок сейчас сидел и трясся наш собственный дезертир — скорее рано. С волками жить — по-волчьи выть.

Ворот у крепости не было. Вместо них вход перекрывала довольно массивная металлическая решётка. И открывать её не спешили.

— Стой! Кого это ещё принесло на ночь глядя? Назовись, пока собак не спустили! — донеслось с парапета барбакана. Там наверху виднелась одинокая фигурка с факелом в руке.

— Да свои это! Открывай давай! — заорал сотник.

— Своих я вижу! С вами кто? — донеслось с гребня стены, — Генерал велел беженцев не пущать. Пусть в деревню валят, авось там хаты найдутся.

— Это королевские послы, дурья ты башка, — крикнул Альрик, — Если ты ещё хоть раз пизданёшь про беженцев или продолжишь тянуть кота за яйца вместо того, чтобы открыть нам ворота, то всеми богами клянусь — ты станешь самой дальней мишенью! — набрал полную грудь воздуха и продолжил, — А как откроешь — бери лестницу и пиздуй стрелы собирать, пока кошмары не повылазили, да местные их на суверниры не растащили. Нехер транжирить казённое имущество!

Откуда-то сверху послышалось сдавленная ругань. За ним — резкий окрик команды. Где-то внутри стены с глухим скрежетом закрутился подъёмный механизм, и старая, покрытая ржавчиной решётка медленно и неохотно поползла наверх. Караван ещё какое-то время помедлил, а затем вновь двинулся вперёд, прямо под мрачную арку прохода.

Внутренний двор оказался на удивление просторным, несмотря на то, что у крепости было довольно много пристроек. В дальнем конце двора возвышались корпуса двух массивных бараков. Окна одного светились приглушённым оранжевым светом, другой же взирал на нас безжизненными чёрными провалами узких бойниц. К донжону был пристроен небольшой домик. Раньше он, скорее всего, использовался как замковая кухня, но теперь, судя по окровавленным носилкам, лежавшим у входа, там оборудовали лазарет. Также имелись весьма просторные конюшни, чуть ли не на полсотни лошадей и несколько хозяйственных пристроек, вроде складов или арсеналов. Во тьме разобрать было довольно трудно. Посреди двора был виден сруб колодца. А чуть за ним — низенький заборчик импровизированного ристалища.

Людей во дворе было немного. Большая часть защитников уже спала, а немногочисленные часовые стояли на стенах. Встретили нас лишь начальник караула и пара сонных бойцов. Барон молча протянул ему подорожную грамоту.

Солдат посмотрел на неё. Повертел в руках. Долго и напряжённо вглядывался в текст, перевёрнутый вверх ногами — делал вид, что читает. Затем вернул грамоту её законному владельцу, махнул нам рукой и крикнул:

— Оставляйте повозки под северной стеной. Там же найдёте коновязь. Всё, давайте, пошевеливайтесь, если не хотите стать обедом кошмаров. Ночью ворота открытыми держать опасно! — голос солдата звучал резко. Почти нервно. Он то и дело косил взглядом в сторону тёмного провала арки ворот. Судя по его реакции, кошмары не были очередным мифом или выдумкой местных пьянчуг. Удачно мы до крепости добрались.

Я спрыгнул с Гневко и отдал его поводья Алистеру — одному из бойцов синей десятки. Немного постоял. Шумно выдохнул и опёрся на деревянную стенку какой-то неаккуратной мелкой пристройки. Голова кружилась всё сильнее. На спине коня это было не так заметно, но стоило мне ощутить землю под ногами… как она тут же превратилась в нечто зыбкое и ходящее ходуном. Даже хуже, чем палуба на корабле.

Снова сделал глубокий вдох, пытаясь отогнать мутную тошноту, липким ядом разливающуюся по телу. Сделал и согнулся пополам от резкой боли, на мгновение пронзившей рёбра. Удары камнем по шлему и копьём под рёбра не давали забыть о себе. Липкий комок в горле, который я с трудом удерживал всю дорогу, настойчиво попросился наружу. И сопротивляться уже не было сил.