— Дезертир, — бросил я. Над столом повисла тяжёлая тишина. Все взгляды обратились в мою сторону, — В последнем бою один из наших солдат струсил и попытался бежать с поля боя. Своей трусостью он чуть было не обвалил весь строй. Пока что я слушаю ваши предложения. Что будем с ним делать?

Воцарилось напряженное молчание. Никто не решался взять первое слово. По крайней мере, мне так показалось на несколько мгновений. Потом послышался голос сержанта.

— Тут вариантов быть не может. Казнить. На глазах у всех, — отрезал Бернард.

— Не слишком ли это круто? — прогудел Тур, — У парня был всего второй бой. Да и противник такой, что я сам чуть было в портки не наложил, когда его увидел. Как по мне, так ежели он на поле боя не годится, то пусть идёт ко мне в подмастерья. Или к Алфриду. Всё больше пользы будет, чем от трупа.

— Мне… ик… не помешал бы подмастерье, — пробубнил себе под нос кузнец.

— Ага, чтобы ты смог ещё больше пить и меньше работать, — не удержался от подколки Роберт.

Алфрид хотел было огрызнуться в ответ, но я в этот момент снова размахнулся и со всей силы грохнул кулаком по столу.

— Тишина на собрании! — рявкнул я, — Мы тут не ваши остроты собрались слушать, а мнение о судьбе дезертира. Трое высказались. Остальные что думают?

— Перевести его в подмастерья слишком мягко, — сказала Айлин, — Это даже не наказание, а форма поощрения. Получать жалование не за то, что рискуешь своей жопой на переднем крае, а за выполнение мелких поручений в тылу. Казнить — это тоже перегиб, но выгнать его стоит. Нам такие бойцы просто не нужны.

— Я согласен, — кивнул Роберт, — Выгнать его, да и дело с концом. А на его место подыскать кого-нибудь более толкового.

— Вернон? — я посмотрел на лекаря. Тот бросил короткий взгляд на меня. Затем задумчиво почесал трёхдневную щетину.

— Я воздержусь, — наконец выдал он, — Я тут чтобы лечить людей, а не решать их судьбы.

— Я тоже, — кивнул Родрик, — Я человек не военный, поэтому положусь на мнение более опытных товарищей. Хотя выгнать, мне кажется, более здравой идеей, чем оставить в качестве подмастерья.

На мгновение мне показалось, что дискуссия окончена и пришло время принимать решение, но тут со своего места вновь поднялся Бернард. Упёрся кулаками в крышку стола и обвёл собравшихся тяжёлым взглядом.

— Вы все не правы, — сказал сержант, — Ни изгнание, ни роль подмастерья не могут быть достаточным наказанием для такого проступка. Он обосрался прямо на поле боя. Бросил своих товарищей. И попытался сбежать, решив, что так он сохранит свою жизнь. Да, ситуация была непростая. Да, враг был страшен. Да, у парня всего второй бой. Но напрягите свою черепушку хоть немного и подумайте вот о чём. Если мы сейчас его пощадим, то сколько в следующий раз драпанёт с поля боя, решив, что бегством они вернее сохранят себе жизнь? Двое? Трое? Пятеро? Их тоже надо будет просто выгнать? — он замолчал, внимательно наблюдая за реакцией собравшихся. Все слушали сержанта, но судя по напрягшимся лицам Тура, Алфрида, Роберта и Айлин, далеко не все были довольны услышанным.

— Если хотя бы раз позволить подобное. Если не поставить солдат перед выбором — или ты выгрызаешь свою жизнь у врагов или сдохнешь, то на отряде очень быстро можно будет поставить крест, — продолжал тем временем сержант, — Сегодня с поля боя сбежал один. Завтра трое. Послезавтра половина отряда. Потому что враг может тебя убить. А бегство — нет. Так вот, бегство должно убивать. Жестоко и гарантированно. Любого. Без исключений, соплей и скидок.

— Я не согласна, — покачала головой Айлин, — Убить его? Он же не враг. Он солдат. Просто хреновый солдат. Казнить его, всё равно что убивать сапожника, который плохо подбил тебе каблук. Ему не нужно платить. Его не нужно нанимать. Его можно обругать, пнуть или послать нахер. На худой конец — всыпать с десяток плетей. Но я считаю, изгнание из отряда с позором — довольно жестокое наказание. По той простой причине, что он просто не найдёт ещё один такой же отряд.

— Поддерживаю, — кивнул Роберт, — Мы всё-таки в палачи не нанимались. Кроме того, на людей это тоже повлияет не лучшим образом. Резать врагов — одно дело. Но убивать своего… Многие этого не поймут. И начнут боятся. Боятся своих же. А потом начнут исчезать по ночам, естественно, не прощаясь.

— Он перестал быть своим, когда решил сбежать, — отрезал сержант, — Он предал нас. А значит, должен умереть.

— Парень струсил, а не предал, — прогудел Тур, — Это разные вещи. Трусость, конечно, недуг позорный, но если так разобраться, много ли людей поступили бы иначе на его месте? Ещё вчера он был обычным кметом, а сегодня сражается с ордой мёртвых тварей, которая прёт на тебя, не обращая внимания на увечья и раны.

— Немногие, — поддакнул Роберт, — Большинство бы сбежало и было бы по-своему право. Мертвецов вдвое больше, чем живых. Строй уже почти рухнул. Люди измотаны до предела. А вы по-прежнему не знаете, смог ли добраться гонец до основной части отряда и придёт ли подмога. Ситуация была почти безнадёжной.

Сержант ничего не ответил. Прошептал лишь одно слово: «Долбоёбы». Уселся обратно на место и скрестил на груди руки, выжидающе уставившись на меня. Остальные тоже притихли, обратив взгляды в мою сторону. Все ждали моего решения.