— Мы не просто кладём кирпичи, Тихон, — объяснял я старику, который не успевал подносить мне раствор. — Мы строим камеру сгорания для нашего реактора. И она должна быть идеальной. Смотри, я оставляю между кирпичами зазор толщиной в ноготь. Это термический зазор. Он не даст кирпичам лопнуть, когда они будут расширяться от жара.

Мы сформировали новый, более глубокий и компактный очаг. Заднюю стенку я выложил в виде плавной параболы, постоянно сверяясь с деревянным лекалом, которое вырезал накануне.

— Эта стенка будет работать как зеркало, — говорил я, любуясь своей работой. — Она соберёт всё тепло и сфокусирует его в одной точке. В рабочей зоне. Ни один луч жара не пропадёт зря.

Финальным штрихом была установка фурмы — сопла для подачи воздуха. Я долго вымерял угол её наклона, установив её так, чтобы поток воздуха создавал внутри нашего нового очага небольшой огненный вихрь. Это должно было обеспечить максимально эффективное сгорание угля.

Наступил вечер. Работа была окончена. Новые, мощные мехи стояли на своём месте, соединённые с новым, идеальным горном с помощью широкого кожаного рукава. Мы с Тихоном стояли перед своим творением. Мы были уставшие, перепачканные глиной и сажей с ног до головы. Но мы были готовы.

— Пора, — сказал я.

Я сам, с особым трепетом, уложил в новый горн первую партию сухих дубовых поленьев. Это была просто проба. Тестовый запуск системы. Я поджёг растопку от огнива. Когда огонь занялся, я кивнул Тихону.

— Ну, с богом. Давай, Тихон. Плавно. Дай ему вздохнуть.

Тихон с видимым волнением и благоговением нажал на длинный, гладкий рычаг мехов.

И вместо ожидаемого слабого «пых-пых» старой системы, из фурмы вырвался мощный, ровный, непрерывный поток воздуха. Раздался низкий, уверенный гул, который быстро перерос в рёв.

«ВУУУУУУУУУШ!»

Тлеющая растопка мгновенно вспыхнула. Дрова, которые в обычном костре долго бы разгорались, занялись почти мгновенно. Пламя, подхлёстнутое мощным, непрерывным дутьём, перестало быть просто пламенем. Оно превратилось в яростный, ревущий, с гулом уходящий в дымоход столб огня.

Жар от горна был таким, что нам пришлось отступить на несколько шагов. Вся кузница, ещё недавно тёмная, сырая и мёртвая, озарилась диким, пляшущим, живым светом. Тени метались по стенам, словно духи предков, привлечённые этим невиданным пламенем, слетелись посмотреть на возрождение своего святилища.

Я стоял, оглушённый рёвом огня, ослеплённый его светом. Я был измотан до предела. Но я был абсолютно, безгранично счастлив. Я посмотрел на Тихона. Лицо старого слуги было залито оранжевым светом. Его глаза были широко открыты, а в них отражалось бушующее пламя. В его взгляде был не страх и не удивление. В нём был священный трепет. Он видел чудо.

Мы не просто починили старьё. Мы создали с нуля нечто новое, совершенное.

Сердце кузницы забилось снова. И его рёв был песней нашей первой настоящей победы.

**Друзья, если понравилась книга поддержите автора лайком, комментарием и подпиской. Это помогает книге продвигаться. С огромным уважением, Александр Колючий.

Утро после нашего триумфального запуска горна было наполнено новым, почти забытым чувством. Осторожным оптимизмом. Я проснулся от боли во всех мышцах, но это была «хорошая» боль, боль от проделанной работы, а не отчаяния. Кузница больше не казалась мне гробницей. Она была живой. В её холодном воздухе всё ещё витал призрак вчерашнего жара. Она дышала. Она ждала.

Я стоял перед своим творением, любуясь тем, как ровно лежат новые огнеупорные кирпичи, и как мощно и надёжно выглядят новые кожаные мехи. Эйфория от успеха прошла, сменившись трезвым инженерным анализом. Система была собрана. Пора было проводить первые полевые испытания.

— Тихон, — позвал я старика, который с благоговением протирал тряпкой большой рычаг мехов. — Пора проверить наше сердце в деле. Разожги огонь, но не сильный. И принеси дров, самых сухих, какие найдёшь.

Старик, сияя от гордости, тут же бросился выполнять поручение. Через полчаса в горне весело потрескивало пламя. Я взял длинными клещами первый попавшийся кусок ржавого железа из нашей кучи «сырья» — кажется, это был обломок старой мотыги — и поместил его в огонь.

— А теперь, — скомандовал я, — давай воздух. На полную.

Тихон с энтузиазмом налёг на рычаг. Наши новые мехи взревели, и в горн ударил мощный, ровный поток воздуха. Пламя взметнулось вверх, превратившись в ревущий, яростный столб. Кусок железа начал быстро раскаляться. Он прошёл все стадии: от тёмно-красного до вишнёвого, а затем и до ярко-оранжевого. Я держал его в огне, ворочал, давая жару проникнуть в самую его суть.

Но дальше дело не шло.

Железо упрямо держало свой оранжевый цвет. Оно не становилось ярко-жёлтым, и уж тем более не достигало того ослепительно-белого свечения, которое необходимо для качественной ковки или, не дай бог, для сварки.