— И как же ты это сделала? — поинтересовался я, представляя болтающегося над землей полукровку, увитого гибкими побегами плюща.

— Обняла и поцеловала, — грустно улыбнулась Гесперия. — Как ты понимаешь, Александр, для меня этот жест ничего не значил. Первородные духи безразличны к таким эмоциональным ритуалам людей. Они для нас кажутся странными и непонятными. Мы проявляем привязанности совершенно иначе. Но в них нуждался Ризант. И я просто объяснила на знакомом ему языке, что он дорог. Это странно, но мне даже понравилось. С того самого дня наши отношения преобразились, и я вдруг осознала, что передо мной больше не тот желтоглазый мальчик, который убегал жаловаться цветам на свою жизнь. Совершенно незаметно для меня он превратился во взрослого мужчину, которого медленно, но верно убивало одиночество. Я стала единственной, кто понимал и принимал его…

Гесперия рассказывала истории про молодого нор Адамастро до самой ночи. О том, как он украл зеркальце у сестры и учил дриаду пускать солнечных зайчиков. Как хвастался своим умением плавать и едва не утоп в лесном озере. Как он, будучи маленьким, врал, что не боится темноты, но дрожал, как осиновый лист под густыми кронами ночного леса. Хозяйке лесов приходилось напускать светлячков, чтобы разгонять мрак. Как Риз пытался научить Гесперию человеческим танцам, но неуклюже споткнулся об корни и улетел с головой в колючий терновник.

Иногда первородный дух смеялась, но чаще роняла густые смолянистые слёзы. А я рассказывал ей, что думал в тот или иной момент Риз, если какой-то эпизод отзывался в памяти.

Эти странные поминки настоящего Ризанта нор Адамастро закончились лишь тогда, когда в сад вышли Велайд и Насшафа. Они, завидев мой силуэт, окликнули меня и призывно помахали. Дриаду тотчас же сдуло, будто ветром. Лишь крона старой груши прошептала на прощание: «Спасибо за всё, Александр. Пожалуйста, навещай меня чаще…»

— Эй, Риз, ты куда пропал? Мы себе места не находим от волнения! — сразу же наехал на меня Велайд.

— Просто сижу, — безразлично пожал я плечами. — На свежем воздухе думается легче.

— С кем ты раз-зговаривал? — подозрительно глянула на меня Насшафа. — Я с-с-слышала голоса…

— Ни с кем. Тут не было других людей, кроме меня, — соврал я и, одновременно с этим, сказал чистую правду.

— Брат, пойдём в дом. Матушка за тебя волнуется.

Нор Адамастро третий протянул мне руку, и я принял её, хотя уже давно мог подниматься на ноги без посторонней помощи. Ну и что? Пусть Велайд тоже почувствует, что я в нём нуждаюсь. Раньше я не стал бы демонстрировать слабость. Но теперь я знаю — рядом со мной есть люди, которые меня за это не осудят…

День рождения — сколько радости и счастья в этом словосочетании для ребёнка, объятого лаской и заботой. И сколько мороки для родителя, который обязан организовать весь праздник. К моему величайшему счастью, роль такого родителя взяла на себя Илисия. Она позаботилась о каждой мелочи, начиная от цвета конвертов с приглашениями и заканчивая наймом музыкантов. Конечно, я тоже принимал во всём этом участие, но не столь деятельное. От меня требовалось только согласовать списки гостей, их рассадку на самом торжестве, ну и по верхам пробежаться по церемониальной части.

Заключительный пункт повестки, кстати, для меня стал самым сложным. Сам я частенько пренебрегал подобными официальными мероприятиями. А последний день рождения Ризанта, который устраивался согласно всем правилам и традициям, был аж десять лет назад. Тогда юному нор Адамастро исполнялось четырнадцать, что по здешним меркам считалось переходом в мужскую пору и было важным знаковым событием. Но сразу после этого пубертат окончательно испортил отношения Одиона и старшего сына. Поэтому каждый год на свой праздник Риз демонстративно покидал круг семьи и упивался до состояния овоща где-нибудь в кабаках.

Так что мне, дабы не ударить в грязь лицом перед уважаемой публикой, приходилось тратить много времени, запоминая кучу всяческой ерунды. Как сидеть, как стоять, где должны находиться руки, насколько низко нужно кланяться тому или иному гостю, что делать, если я хочу взять слово, да и боги ещё ведают что! Но для Илисии каждая такая мелочь была архиважной. И за любой промах или недочёт она могла мне выкатить полуторачасовую лекцию, щедро сдобренную нотациями. Как, например, сейчас…

— Мой экселенс, гости прибудут к полудню, а вы ещё не одеты должным образом, — укорила меня мачеха подчёркнуто официальным тоном. — Знаете, даже ваш отец никогда себе подобного не позволял. Он крайне щепетильно относился к своему общественному образу и не допускал, чтобы…

Протяжно вздохнув, я под аккомпанемент женских поучений поплёлся к гардеробу, где висел заготовленный костюм. Сегодня мне предстояло щеголять в иссиня-чёрном камзоле с изящной серебристой вышивкой. Поверх него надевалась удлинённая тёмно-багровая накидка с высоким воротником и длинным рукавом. Её узоры на груди и манжетах повторяли орнамент на камзоле. Да и цвет пролитой крови был подобран не случайно.

Как сказала Илисия, такая гамма должна подчеркнуть пройденный мной боевой путь и напомнить всем гостям о военных заслугах. Не спорю, у Маэстро послужной список был несоизмеримо больше, но и Ризанта нельзя считать совсем уж безвестным. Пусть за молодым нор Адамастро не водилось никаких громких подвигов, вроде спасения столицы или уничтожения армии темноликих. Но даже в Арнфальде знали, что я последний эльдмистр Сарьенского полка, единственный переживший Кровавое Восхождение и участник четырёхдневной осады. Кроме того, милария Илисия очень старалась добавить нашей фамилии очков, рассказывая истории о том, как мы с братом боролись с алавийскими захватчиками в Клесдене. Не то что десятки других высокородных семей, трусливо сбежавших из города.